Ратибор и сыны Одина

Таверна «Тихая заводь» располагалась практически у крепостной стены, в самом конце Шумного переулка, что пролегал относительно недалеко от северных ворот Мирграда. И если узкая извилистая улочка заслуженно получила своё говорящее название, прямо намекая, что круглосуточно снующий в кабак и обратно хмельной люд, зачастую не самой честной наружности, молчанием никогда не славился, то с названием трактира явно промахнулись. Либо наоборот, у хозяина «Тихой заводи» было просто всё в порядке с чувством юмора. А может, и не ведал он, как всё сложится; хотел как лучше, а получилось как получилось: корчма совершенно не соответствовала своему названию, ибо никакой тишиной в ней никогда и не пахло. Скорее, наоборот: жизнь в «Тихой заводи» кипела круглосуточно, лишь под утро немного сбавляя обороты.

Непрекращающийся ни на секунду нестройный гул голосов являлся самым безобидным звуком, доносившимся из сего питейного заведения. Дешёвая выпивка да паршивого качества овощная похлёбка, стоившая лишь несколько медяков за миску, привлекали к данному постоялому двору всю возможную нечисть с окраин Мирграда. Впрочем, за монеты с более благородным отливом можно было, конечно, здесь заказать себе хмеля с кушаньем и вполне себе добротного качества. Проще говоря, жратва да вино с медовухой и пивом имелись в «Тихой заводи» на любой вкус, цвет и кошелёк, только не забывай платить кругляшами ценными. Соответственно, народ собирался там, прямо скажем, очень разношёрстный. Какой-нибудь несчастный забулдыга с дырой в кармане заместо денег, непонятно каким образом наскрёбший на кувшинчик самого паршивого пойла, вполне мог соседствовать с отпетым головорезом, конокрадом, плутоватым вором аль непутёвым сынком богатого торговца, забредшего со своими подвыпившими дружками сюда в поисках острых ощущений. Ведь надо отдать должное «Тихой заводи»: скучно здесь никогда не бывало, ибо постоянные пьяные драки с поножовщиной в кабаке да возле него являлись визитной карточкой этого обветшалого трактира, сложенного на две трети из серого известняка, а на одну — из дерева. Вечером же, после рабочего дня в таверне яблоку негде упасть было, так как довольно просторное двухэтажное питейное заведение исправно забивалось под завязку отдыхающим людом.

Вот и сегодня в «Тихой заводи» оказалось, как обычно, шумно: бряканье кружек о стол, перезвон монет да глухой стук брошенных игральных костей регулярно разбавлялись нетрезвыми выкриками чего-то не поделивших между собой постояльцев, хмельными отрыжками уже набравшихся посетителей да глупым хихиканьем девиц самого что ни на есть наилегчайшего поведения.

Уже смеркалось, когда жалобно скрипнула входная дверь и в «Тихую заводь», привычно пригибая голову, зашёл Ратибор. Из оружия при нём имелись пара чеканов да любимый нож, широкое, острое как бритва лезвие которого по длине не уступало доброму мужскому локтю. Секиру опытный рыжебородый воин решил с собой не брать; ежели чего, в замкнутом пространстве кабака от одноручных топориков да тесака толку явно будет поболее.

Только сейчас матёрому бойцу, наконец, посчастливилось вырваться из дома, с горем пополам «отбившись» от всё никак не хотевших отпускать его Душенеги, Марфы и Власты. И лишь когда все три барышни под недовольное сопение юной валькирии занялись рукоделием, Ратибору в конце концов удалось удрать из родной избухи, ведь имелась у него пара-другая дел, не терпящих отлагательств. В первую очередь, конечно, нужно заглянуть к Святославу в терем, но молодой богатырь успел разузнать ещё на въезде в град при возвращении, у скучающих стражников на вратах, что в набег разбойничий за купцами заморскими никто покамест не отчалил и в ближайшие день-два не собирается, а посему князь может и обождать в таком случае. Ведь было у могучего исполина ещё одно дельце, которое требовалось уладить как можно скорее: сам себе Ратибор старался не признаваться в этом, но ощущал он внутри некую смутную вину за повадившихся заглядывать в гости к Благане лиходеев; нутром чуял рыжеволосый гигант, что как-то связаны между собой заказы на его черепок и головёнку седой ведуньи. Посему перво-наперво, конечно, требовалось на корню пресечь, как ёмко выразился Мефодий, это «безобразное безобразие» с неуклюжими попытками всякой погани оттяпать седую маковку уважаемой целительницы. Ну и ниточка у него, наконец-то, имелась вполне себе осязаемая: как знать, глядишь, коли потянуть за неё осторожно, клубок и развяжется! Единственная проблема заключалась в том, что как раз такое слово, как «осторожно», знакомо было дюжему ратнику лишь понаслышке…