Ратибор и темный волхв

— Разойдись, разойдись, болваны, дайте пройти! — писклявый, дрожащий от нетерпения окрик тёмного мага был услышан далеко не сразу впавшими в боевой раж воинами, и лишь когда Мельванес начал поднимать в воздух одного за другим серых бойцов, забирая их души и при этом злобно голося на всю округу, только тогда варградцы отступили от окровавленных ошмётков погибшего в кровавой сече с ними одинокого исполина.

— Вы что, козлята дикие, творите⁈ — ядовито шипел разозлённый колдун, спеша к мёртвому Тол-Авару. — Я вам, дуралеям, неясно дал понять, что мне треба сердце этой скотины безумной⁈ И чем скорее после гибели, тем лучше! Давайте, переворачивайте его на хребтину, ослы тупорылые! — Мельванес подлетел к не без труда уложенному варгами на спину бурому гиганту, выхватил длинный тонкий стилет из-за пояса и тут же всадил его по рукоять в грудную клетку отправившегося в места вечной охоты вожака восточного племени дха-кари, пронзив ему грудь чуть левее от центра. Отточенными, умелыми движениями вырезав сердце снежному великану, мрачный шаман, весь дрожа от нетерпения, с наслаждением откусил от долгожданной добычи живительной мякоти, после чего быстро потопал к алтарю, ни на кого не обращая более внимания и неразборчиво бурча себе под нос: — Совсем немного осталось, буквально чуть-чуть… — кровавый трофей он бережно нёс в правой руке. Подлетев к своему капищу, Мельванес свистящим шёпотом забормотал нараспев древнее заклятие, затем отрезал добрый кусок мяса от сердца вождя дха-кари и, оттянув подбородок (а точнее, то, что от него осталось) Лудогору, аккуратно положил ему в рот невероятно редкое в колдовском мире лакомство, продолжая произносить при этом забытые словеса. — Ну а это подношение для тебя, Мара, богиня смерти! — остатки ещё горячего сердечка убитого диковинного создания были аккуратно размещены на алтаре, рядом с головой законного наследника варградского престола.

— А-р-р-р-р-р! — разнёсся тем временем по центральной улочке Твердоземья могучий рык. — Да! Да-а-а! Свобода! Ну всё, ишаки блохастые, ну всё! Сейчас я вас, отребье шелудивое, как курей топтать буду!..

Глава 18 Как курей…

— Идите сюда, псы серозадые! — громоподобно проорал Ратибор на всю долину, освободившись, наконец, от связывающих его невидимых пут. После слов последних Тол-Авара, будто молотом ударивших ему в голову, рыжебородый гигант прекратил беситься, а наоборот, попробовал успокоиться и взять себя в руки, мысленно представив себе при этом, что его ничего не связывает. «Оковы лишь у меня в башке, — повторял он про себя раз за разом. — Я свободен, меня никто и ничто не держит! Я свободен, оковы лишь внутри меня…» — Ратибор вдруг с удивлением понял, что касается сейчас левой рукой того крохотного прокола на лбу, что оставил ему хозяин Забытых пустошей. Неуверенно опустив ладонь, он принялся недоверчиво её рассматривать, как будто это была не его длань, затем поднял рядом вторую лапу и повертел уже ей. Опосля сделал шаг, ещё один. — Ух, меня теперь и взаправду ничего более не держит… — с огромным облегчением пробормотал он еле слышно, как бы ещё не до конца веря случившемуся чуду. — Ну-у-у усё, пиявки склизкие, сейчас мы с вами поглядим, кто из нас из какого теста сделан!

— Извиняйте, ребятушки, — Ратибор мельком взглянул на замерших недалече Емельяна с Мирославом, — но похоже, всё веселье достанется одному мне! — после чего выхватил два своих чекана из-за пояса, ибо его секиру в качестве трофея уволок себе один из варградцев, и, проорав в опешившие физиономии изрядно уменьшившейся дружины серых любимую коронную фразу с внесёнными в неё незначительными правками, с диким рёвом бросился на врагов, мельком при этом отметив про себя Мельванеса, увлечённо колдовавшего у алтаря и не замечавшего ничего вокруг.

«Очень хорошо, — успел подумать Ратибор, врубаясь в расслабившиеся было нестройные ряды изгнанников, — постой там подольше, петушок старый, а я пока дровишек тут нарубаю из этих олухов! „Оковы ужаса“ ещё год не сможешь ты применить, слышал я краем уха твою печаль! Так что обожди пока, я обязательно тебя опосля навещу!..»

Тол-Авар добро поработал над сокращением популяции «серых волков», вырезав практически под пятьдесят варградцев, и рыжебородому гиганту осталось всего три с половиной десятка ратников, не более. Искренне опечаленный такой вопиющей, на его взгляд, несправедливостью, Ратибор принялся споро одного за другим отправлять противников, точнее, их души, прямиком в яйцеобразный набалдашник посоха тёмного шамана, который вдруг поражённо на него уставился, заметив, наконец, что могучий топтыгин высвободился из магического плена и более не скован никакими невидимыми путами. Растерянно захлопав глазами, Мельванес спешно принялся дальше кудесничать над Лудогором, явно торопясь провести обряд воскрешения; похоже, неожиданное освобождение широкоплечего витязя смешало все его карты, заставив сильно ускориться.