«Стрежневцев», что пытались украсть тело Врабия слегка врузумили (без злобы и без лишнего членовредительства, а порядка ради), а потом связали. А возле тела павшего на божьем суде воеводы, Клест приказал поставить еще один караул. Может, теперь-то уже и не стоило этого делать, но, как говорится, обжегшись на молоке и на воду дуешь.
Снова улеглись спать, было тревожно, но усталость, накопившаяся за день, взяла свое. Но Соколову не заспалось.
Ярослав лежал рядом с Татенем. Они уже не первую ночь ночевали рядом — одна попона стелилась на землю, как подстилка, а второй укрывались. Так, вроде бы, и остывающая земля не вытягивала тепло из тела, да и теплее вдвоем. Можно бы еще елового лапника нарубить, но пока сентябрь, так и так сойдет.
Соколов, не служивший в армии, слышал от бывалых людей, что именно так когда-то ночевали на земле солдаты. Правда, вместо попон они использовали шинели. Ярослав не был уверен, что в нынешней армии сохранилась шинель, но с другой стороны, вряд ли ему придется спать на земле. А если и на земле, то можно подстелить либо пенку, либо какой-нибудь туристический коврик. Вот только, имеются ли они в армии? Ну да как раз и проверит.
Ночь выдалась холодной, а Татеню было хоть бы хны. Он даже попону с себя скинул, чему Ярослав был рад. Коли старику жарко, так можно натянуть на себя, укутаться с головой, соорудив нечто, вроде гнездышка. Вот только, Татень храпел, как трактор во время работы. От его храпа не то что самому Ярославу пришлось туго, но кажется, даже лошади подскакивали на месте.
Не выдержав, Ярослав толкнул соседа в бок:
— Татень, ты бы на другой бок перевернулся, что ли…
— А? Чего? Где? — подскочил Татень. — Кто напал?
— Да не напал никто, — успокоил парень старого ратника. — Храпишь ты, как паровоз, я из-за тебя заснуть не могу.
— А, как паровоз… — успокоился Татень.
Старик перевернулся на другой бок, храпеть перестал, зато одним движением стянул с Ярослава свою половину попоны, сразу же порушив старательно создаваемую берложицу!
В общем, нет в мире совершенства.
Но как бы то ни было, «попаданец» из двадцать первого столетия заснул и проснулся от того, что его будил Татень. Сосед уже успел и проснуться, и умыться, и даже посмотреть на своего коня, а заодно и проверить — как там «стрежневцы»? Кажется, старик уже начал входить в образ воеводы, которому нужно не только за собой следить, но и за своими людьми. А «стрежневцы», как ни крути, теперь числятся бывшими дружинниками бывшего воеводы Врабия, чье хозяйство нынче отошло под руку старого ратника. Хотя, насколько старого? Лет сорок или сорок пять? Какая же это старость?
Пока Ярослав делал свои утренние дела, Татень уже успел заполучить у кашевара миску с двойной порцией каши. Ну, хотя бы каша, а не кулеш.
— Лопай давай, — кивнул Татень на миску и Ярослав не заставил себя ждать.
Оба воина старательно заработали ложками. Ярослав знал, что при всей заботе старика (ну да, опять он о ратнике, как о старике!) о молодом воине, отставать от него нельзя, поэтому чуть зазеваешь — останешься без завтрака, поэтому он старался поспевать за бывалым воином.
Пустую миску и ложки пришлось мыть Ярославу. Но здесь никакой «дедовщины», все справедливо. Вот, если бы он проснулся первым и озаботился завтраком для двоих, то мыть посуду пришлось бы старшему по служебной лестнице, а тут, извините, придется ему. Но ничего страшного, тем более, что Соколов уже знал, что мыть миску можно безо всяких химических прибамбасов, вроде того, что рекламировала когда-то актриса, исполнявшая роль Хоботовой в «Покровских воротах» — достаточно зачерпнуть из костра немного золы, сорвать пучок травы, так все и отмоется даже в холодной воде. Кстати, надо будет взять эту методику на вооружение — пригодится даже в его реальности.
Когда Ярослав вернулся к биваку от речки с чистой посудой, Татень вдруг спросил:
— Слышь, а ты чего меня ночью-то лягал?
— Я тебя и не лягал вовсе! — возмутился Ярослав. — я тебя вежливо в бок пихнул — даже и не пихнул, а потрогал и попросил, чтобы ты поменьше храпел.
Теперь возмутился Татень.
— А кто храпит-то? — буркнул ратник и уверенно заявил. — Я, малец, отродясь не храплю!
— Ага, не храпит он… — усмехнулся Ярослав. — Ты так храпел, что кони шарахались. А я думал, что оглохну к утру!
— Эх, ну до чего молодежь-то бесстыжая растет, — покачал головой Татень. — Врешь ведь, как сивый мерин… — Повздыхав и посетовав на наглую молодежь, которая нагло врет на стариков, что по ночам даже и не думают храпеть, ратник вдруг вспомнил: — Да, а кем ты меня ночью-то обозвал? Как это…? Пара… Нет… А, паровозом ты меня обозвал. И что за штука такая, паровоз?
Вот уж точно, хоть стой, хоть падай. Ярослав уже и сам подзабыл, что он ляпнул ночью, а вот как Татень-то вспомнил? И, не просто вспомнил, а правильно выговорил незнакомое слово, которое услышал во сне! Чудеса, да и только.