Ратное счастье

Вообще нас очень удивляла хроническая неопрятность немецких солдат. Бани они не признают: где моются и моются ли — один аллах знает. Помню, еще в Сибирской дивизии на марше под Дорогобужем в большой прифронтовой деревне я видела утренний туалет пленных. Они сами сдались, и поэтому их никто не охранял. Колодец рядом, а они все двадцать человек в одном ведре умывались! Сначала унтеры и капралы, потом — солдатня. Тут и руки намыливали, и этой же водой морды-лица споласкивали. Солдаты мои кисли от смеха. А ротный Мамаев, моряк, брезгливо отплевывался: «Тьфу, крабы! Просвещенная Европа...»

В немецких блиндажах на переднем крае всегда полно крыс — они-то и являются разносчиками туляремии, и плодится эта нечисть именно в соломенных и сенных подстилках. Укусит такая тварь спящего солдата, и все — надолго выбыл из строя. Поэтому, прежде чем поселиться после немцев, нам тщательно приходилось вычищать их «авгиевы конюшни» и вымораживать зверье. Впрочем, крысы с нами не уживались — нечем им у нас было поживиться. И все-таки солома-сено были начисто исключены из нашего быта.

Призйаться по-честному, свежие еловые лапы изрядно покалывали даже сквозь плотную ткань плащ-палатки, но зато вкусно пахли лесом и надежно гарантировали от длиннохвостых паразитов. Ну что ж? Спать так спать.

— Соловей, туши лампу.

Я получила пополнение точно по боевому расчету. Уже через несколько дней рота была опять боеспособной: при всех пулеметах и при полном боекомплекте.

Егор Егорыч Мамочкин, молчаливый и хозяйственный красноярский мужичок, по собственному почину, по моему чертежу и под руководством старшины начал ладить пулеметные лодки-волокуши — на случай снега. Остальные занялись учебой — материальной частью пулемета. Однако я была недовольна. Правда, устройство «максима» несложное, но его положено знать назубок. Каждому! На случай взаимозаменяемости в наступательном бою. Сейчас ты, скажем, всего-навсего подносчик патронов, через час — уже второй номер и даже наводчик, а то и командир расчета. Только при таком условии можно обеспечить бесперебойный огонь. А это как раз и недооценивают мои командиры взводов и занимаются с солдатами вполсилы — лишь бы время провести. «На уроках» весело только у Сомочкина. Славный парнишка, живой и обходительный. У Кузнецова дело идет вяло: одни отвечает, другие дремлют. А у Серикова — тоска зеленая: мухи дохнут!..

Оба они, оказывается, без моего ведома обращались к комбату Бессонову с просьбой о переводе в «мужскую» роту. И., еле ноги унесли! Я бы этого и не знала, если бы комбатов связной Мишка не проболтался моему Соловью «по секрету». (Ну погодите, крамольники!.. Я вас приструню...)

А что касается занятий — тут надо что-то срочно придумать. Изменить в корне. На то и передышка, чтобы ее использовать максимально.

С рассвета до темна сную из землянки в землянку, а толку мало. Пока сижу —вроде шевелятся, а как только за порог — сразу начинаются побасенки да анекдоты. Дважды за это отчитала с глазу на глаз и Кузнецова, и Серикова. Слушают, не огрызаются, но результата пока не вижу.

Вечерами в нашем лагере тихо и скучно, как на купеческом подворье. Чем солдат занять? Газет и тех не хватает, а журналов и книг вовсе нет. Попросила комсорга раздобыть в штабе дивизии какую-нибудь завалящую гармошку да хоть несколько книжек для громкого чтения. Вовка Сударушкин пошел навстречу— сбегал за восемь километров, вернулся с пустыми руками: гармони .свободной не оказалось, а книги библиотекарша не дала. «Вы там зачитаете, а отвечать мне!» — так и сказала.

Вот и мастерят солдаты самодельные картишки и до одури дуются в «козла» да «подкидного». И взводные играют. Мне уже за это влетело от замкомбата Ежова. За карточной игрой он застал моего Серикова, а по команде «смирно» поставил меня да и отчитал как следует: плохо воспитываю своих молодых офицеров, не организую досуг подчиненных, не провожу с ними доходчивые беседы и лекции на морально-этические темы!..

Я в свою очередь выдала по первое число Серикову. Еще чего! Сегодня он с солдатами в карты играет, завтра их скабрезные анекдоты слушает, а потом они его и вообще ни во что: свой в доску! Солдаты же хитрые, как дети: так и норовят подкараулить и использовать командирскую слабинку.

— Поймите, младший лейтенант, вы же — офицер! Ваши погоны... Ваша честь... Поняли?

— Так точно. Понял,

Он — «понял». Как в анекдоте? «Понял, внучек? — Понял, бабушка. — А что понял? — Да ничего не понял!»

А что касается рацеи капитана Ежова, то она была справедлива едва ли только наполовину. Разумеется, беседу провести нетрудно, но где брать материал, чтоб солдатам было интересно? Из газет. Но их и так читают и вслух, и про себя. А лекции... да какой из меня лектор? Я и сама в учителях нуждаюсь. Но ведь в штабе дивизии и армии для этого дела есть специально подготовленные люди — агитаторы. В траншею и то приходили. А тут разве нельзя организовать? Да и кино можно устроить. Прямо на улице — не все же время дождь льет. Это я напрямик и высказала своему начальству.