Раубриттер

Небо пошатнулось на своем месте, когда лазарита накрыло прямое попадание, раскроив его бронированный корпус подобно консервной банке и вытряхнув на брусчатку мелкий металлический сор. Может, у приора Герарда и сгнили веки, но глаза все еще были достаточно остры.

- Влево! - рявкнул радиоэфир голосом приора, - Не стой, как статуя!

И танец продолжился. Танец в обжигающей буре, лишенный и подобия грациозности, наполненный огнем и скрежетом стали. В какой-то момент Гримберт ощутил, что уже не отдает мысленных приказов «Судье», что тот двигается будто бы по собственной воле, искусно маневрируя между грохочущих огненных цветков. Время от времени он стрелял, но больше для того, чтобы привлечь внимание своих безумных противников, чем руководствуясь желанием причинить им серьезный ущерб. Мортиры приора Герарда, не идущие ни в какое сравнение с его трехдюймовками, и так учиняли в хаотических рыцарских порядках ужасную жатву, кромсая их, точно огромным плугом.

Маневрирование в подобной манере требовало сильного расточительства сил. Слишком много факторов для анализа, слишком много вводных, слишком много источников угроз. «Золотой Тур» с легкостью взял бы на себя большую часть задач, включая алгоритмы движения и уклонения, но «Серый Судья» не был «Золотым Туром», он требовал постоянного неослабевающего контроля со стороны рыцаря, грозя катастрофой за любую ошибку.

В какой-то миг Гримберт утратил возможность постоянно держать концентрацию, и поле боя рассыпалось, подобно мозаике с церковного свода, на сотни и тысячи несвязанных друг с другом деталей.

Залитый кровью монах, ворча, грызет собственные пальцы, зажатый в остове доспеха. Объятый пламенем рыцарь слепо бьется раз за разом в стену собора, механически, как заводная кукла. Двое других сцепились в единое целое и, забывшись, лупят друг друга орудийными стволами, точно пьяные докеры, то ли израсходовав боекомплект, то ли потеряв даже те цепочки нейронов, которые отвечали за навыки стрельбы...

Но Гримберт знал, что долго эта страшная битва не продлится. Можно поддерживать предельную мысленную концентрацию какое-то время, не доверяя контроль автоматике, но каждая минута опустошает отнюдь не бездонный запас сил. От чудовищного напряжения голову ломило, будто в каждый висок вогнали по цельнокованному гвоздю, поле визора время от времени озарялось бесцветными тускло пульсирующими звездами.

Поворот, поворот, поворот…

В какой-то миг он ошибется. Незначительно, на один или два градуса. Но этого окажется достаточно, чтобы смять броню «Судьи», точно яичную скорлупу. Нельзя уповать на удачу вечно.

Чей-то выстрел ударил его в грудь, развернув на полоборота и едва не опрокинув. Повреждение внешних бронепластин, утечка масла, перебиты патрубки охлаждающей системы. Почти тотчас лязгающая очередь из автоматической пушки хлестнула по правому наплечнику. Это не я совершил ошибку, подумал Гримберт. Просто нельзя испытывать удачу бесконечно. Он сам сунулся в этот безумный водоворот.

Еще одно прямое попадание сотрясло корпус «Серого Судьи», заставив Гримберта вскрикнуть. Следующее станет последним, хладнокровно подумал он. Возможно, я вовсе не успею его почувствовать, просто скользну в ледяную толщу воды, стирающей все мысли и чувства…

Его обступили со всех сторон. И хоть фигуры эти шатались, изрыгая огонь, он сразу понял, что отрезан. Неуклюжие и безумные, они все еще оставались убийцами, и он разъярил их достаточно для того, чтоб они забыли про все на свете.

Гримберт всадил снаряд в чью-то лобовую броню, рванул «Судьи» в сторону, понимая, что это уже ничего не даст, жалея лишь о том, что не успел перед смертью увидеть гибель приора Герарда…

- В сторону, чтоб тебя!

Что-то огромное, неповоротливое и исторгающее из себя потоки раскаленного воздуха врезалось в лазаритов с тыла. Это было какое-то библейское чудовище, покрытое ржавчиной тысяч веков, но все еще живое — и оглушительно рычащее. Ослепительно полыхнувшим лучом лайтера оно ударило по кабине ближайшего рыцаря, превращая ее в подобие раскрывающегося цветочного бутона, теряющего раскаленные от жара лепестки. Кажется, среди обломков мелькнуло тело монаха, рассеченное на дюжины частей и болтающееся в амортизационной сетке.

«Ржавый Жнец» походил на какое-то варварское орудие, чудовищное в своей жестокости. Он не искал элегантных ходов, он действовал с грубым напором, если у него и были тактические схемы, то примитивного свойства, грубые, как сам сир Томаш. Но при этом они были безжалостно эффективны.

Тех лазаритов, которые сумели ускользнуть от этого натиска, аккуратно добивал «Варахиил». Этот двигался по полю боя почти беззвучно, легко уклоняясь от огневого контакта и вступая в бой только на тех условиях, которые считал для себя выгодными. Росчерки его огня казались изящными и почти незаметными в общем гуле, но Гримберт видел, до чего они смертоносны.