Раубриттер

- Если почуешь, что помираешь, отползи в канаву, что ли. А то пока тебя стражники уберут, на всю улицу смрад стоять будет.

- Обидно будет, если они прихватят причитающееся тебе серебро.

- Сорок денариев? – усмешка Берхарда и сама походила на скрип несмазанной двери.

- Сорок денариев – это только задаток.

Гримберт произнес это безразличным тоном, но внутренне сжался.

Это было похоже на выстрел в условиях плохой видимости. После того, как гашетка нажата и тишину разрывает отрывистый выхлоп орудия, проходит около секунды, прежде чем «Золотой Тур» бесстрастно констатирует попадание или промах. Но в темноте время тянется дольше. Что его ждет? Попадание или промах?..

- Задаток, значит? – Берхард издал отрывистый смешок, - Ну а что ж положишь наградой? Клюку твою, может?

Гримберт погладил отполированную ладонями рукоять посоха.

- Можешь взять и ее, если она так тебе ценна. А можешь взять баронскую корону.

Тишина. Гримберт стал отсчитывать удары сердца, чтобы не запаниковать в этой тишине – в сочетании с бездонной темнотой она была невыносима. Один, два, три… Из сердца получился скверный метроном, оно стало чересчур частить, разгоняя по венам потеплевшую кровь.

- Баронскую что?

- Корону, - повторил Гримберт, - Это стоит немного дороже сорока серебряных монет, не так ли?

Следующий отрезок тишины длился так недолго, что Гримберт не успел испугаться.

- Чего это значит?

Черт, подумал Гримберт, у этого парня в голове и верно прошлогоднее сено.

- Я могу сделать тебя бароном.

- Это как так?

Гримберт представил, как Берхарда окунают в чан с кипящей смолой. Это немного помогло сбросить звенящее в жилах напряжение. На миг он почувствовал себя почти уверенно. Это была его стихия, пусть испачканная и искаженная. Если он что-то и умел, так это играть с людьми, находя невидимые струны их душ. Это умение нельзя потерять так же легко, как глаза.

Гримберт медленно размотал тряпку и снял ее с лица. Он ожидал услышать возглас отвращения со стороны Берхарда, но тот лишь коротко выдохнул. Что ж, следовало ожидать, что у человека, видевшего последствия Железной Ярмарки, крепкие нервы.

- Экая гадость, - только и буркнул тот, - Что я, безглазых не видал, что ли? Выйди на улицы после заката, такого насмотришься, что ложка в рот еще неделю не полезет. Или там химеры. Такие есть жуткие, что даже перекреститься мочи нет. А тут… На что мне тут пялиться?

- На это, - Гримберт отвел в сторону прилично отросшие волосы. Нечёсаные и слипшиеся, они должны были походить на клочья старого сена, но блеск металла под ними наверняка все еще был хорошо различим. Платина не темнеет от времени, - Разъёмы для нейро-шунтов. Знаешь, что это значит?

Гримберт стиснул зубы, услышав знакомый до дрожи скрип дверных петель. Что ж, так и должно было все закончиться. Болван, круглый болван. Порвал единственную путеводную нить, которая по недомыслию Господа оказалась у тебя в руках. Теперь уже, конечно, можно не мозолить тощий зад брусчаткой. Проще дождаться гула первого грузового трицикла, ползущего по улице – и под него. Головой вниз. Так, чтоб не успеть даже выдохнуть. А там…

Когда рядом с ним кто-то заговорил, Гримберт от неожиданности едва не вскрикнул.

- Что ж вы это… сразу не сказали, значит. Пожалуйте внутрь, мессир рыцарь.

***

Дом у Берхарда оказался пустой, холодный. Гримберт ощутил это по отразившемуся от голых стен воздуху. Ни ковров, ни деревянных панелей. Мебель, если и есть, то немного. И еще – тот особенный запах, что сам собой возникает в долго стоящих пустыми помещениях. Это не было жилищем семейного человека, понял он, никто не пытался любовно обустроить этот дом или хотя бы толком обжить. Едва ли хозяин испытывал к этому обиталищу теплые чувства, скорее, относился как рак-отшельник к своей раковине.

- Стула не дам, уж извини, - буркнул Берхард, - Воняет от тебя, признаться, как от дохлой лошади…

- Обойдусь.

Гримберт вспомнил, с каким почтением встречали его в замке слуги, подносившие смоченные в укусе платки, прохладное вино и свежую одежду. Вспомнил – и едва сдержал злую змеиную усмешку. Берхард мог воспринять ее неправильно.

- Рыцарь, значит, а? Я сразу понял, что-то в тебе нечисто. Кожа запаршивленная, но какая-то уж больно чистая, как для бродяги. И говоришь как по-писанному. У нас в Бра так не говорят.

«У нас в Бра». Иберийский говор настойчиво говорил о том, что сам Берхард заявился в маркграфство Салуццо издалека, но Гримберт решил, что сейчас не время поднимать этот вопрос. Были другие, куда важнее.

- Так ты хочешь стать бароном, Берхард?

Судя по звуку, Берхард озадаченно жевал губу.

- Это как взаправду? Бароном?

- Да. Взаправду. У меня достаточно высокий титул, чтобы сделать тебя бароном. Не в Салуццо, но… по соседству.

- Барон… - Берхард с такой жадностью произнес это слово, будто обсасывал сочную кость, - Это что же значит, я смогу на серебряных тарелках жрать? И в лесу свободно охотится? Вино пить, сладкое, как мёд? Служанок драть, как благородный какой? И на улице мне кланяться будут?