Только тогда он понял, кто это. Берхард. Соотнести ставший знакомый грубоватый голос с никогда не виденным прежде лицом было непросто. А может, он просто не привык еще использовать чувства, которых долгое время был лишен.
Не такой уж он и старый, подумал Гримберт, ворочая головой, ставшей вдруг тяжелой, точно мерзлый валун. Хоть и видно, что жизнь здорово его истощила, выпив большую часть жизненных соков. Пожалуй, он похож на сухое дерево – из тех, что выглядят старыми и немощными, но стоят сто лет, равнодушно впитывая свет солнца вперемешку с радиацией.
- Уж не тебе бы это говорить. Черт, если бы я увидел тебя, то нанял бы любого другого проводника!
Берхард ухмыльнулся. Ему явно неуютно было находиться возле большой махины, которая смотрела на него сверху вниз, но он не делал попытки отойти в сторону. Разглядывал Гримберта со смесью интереса и недоумения, как разглядывал бы привычную скалу, которой вдруг вздумалось оторваться от хребта и заговорить человеческим голосом.
- Любой другой проводник довел бы тебя до предгорий, свернул шею и сбросил в ущелье.
- Мне повезло найти единственного, алчущего войти в высший свет. Что ж, ты получишь свое. На латыни Бледный Палец - Digitus Pallidus. Как на счет стать бароном фон Паллидус? Звучит в меру звучно. Я знал выскочек с куда более фальшивыми именами.
Берхард покачал головой.
- Тебе повезло найти иберийца, мессир. Не будь ты туринцем, я бы и пальцем о палец не ударил, не говоря уже о том, что морозить задницу в Альбах. У нас, альмогаваров, свои старые счеты с Лотаром, а ваш брат крепко потрепал его пять лет назад. Если я наемник, это не значит, что я не могу испытывать благодарность. Мессир.
Последние слово он произнес с непонятной интонацией. Ничего удивительного в этом не было - слуховые сенсоры доспеха были грубы, вероятно, они были предназначены разбирать лишь грохот снарядов, а отнюдь не человеческую речь. Но сейчас у Гримберта были занятия поважнее, чем болтать с проводником.
Реактор ожил даже быстрее, чем он ожидал. Повинуясь касаниям невидимой и еще неуклюжей руки, он медленно просыпался, выходя на рабочие обороты, но, заработав, мгновенно насытил большое механическое тело живительной силой электрического тока. Реактор был ужасно архаичный, Гримберт едва не пришел в ужас, оценив его конструкцию, но работал на удивление стабильно. Запас топлива – на половинной отметке. Охладительная система – одиночная, замкнутого цикла, ужасно неэффективная, к тому же, сильно потрепана. Гримберт ощутил, как у него заныли зубы, когда датчики просчитали фонящее излучение, пробивающееся сквозь внешнюю обшивку реактора. Один бэр в час. Прилично. Острую лучевую болезнь схватить будет тяжело, а вот заработать лейкемию за несколько месяцев – вполне реально. При первой же возможности надо будет подлатать внутренности.
Гримберт шевельнулся. И вздрогнул от неожиданности, услышав громкий оглушительный лязг, перемежающийся злым шипением гидравлики. Идиот, обругал он сам себя. Эта консервная банка простояла здесь несколько лет, вся смазка должна была высохнуть или замерзнуть. Будет чудом, если он вообще сдвинется с места.
Но доспех сдвинулся. Теперь он не был доспехом, он был телом самого Гримберта – тяжелым, неуклюжим, шатающимся из стороны в сторону. Конструкция доспеха имела мало общего с человеческим телом, она диктовала совсем другую манеру движений, чем привычная ему. На то, чтоб повернуться на сто восемьдесят градусов у Гримберта ушла добрая минута. К концу этого маневра он так выдохся, словно вручную без участия сервоприводов ворочал эти тонны металла.
Ужасное неуклюжее, решил он, отдуваясь. Невероятно архаичная конструкция, многие узлы устроены настолько примитивно, что кажется удивительным, как они еще функционируют. Великий Боже, я бы постыдился использовать этакого чурбана даже в качестве мишени.
То, что доспех старый, он понял сразу же, едва лишь коснувшись молчащей приборной доски. Но тогда он даже не мог представить, с чем ему предстоит столкнуться. Доспех был стар, но старостью не почтенной, как у доспехов предыдущего поколения, громоздких и грозных, а жалкой и унизительной. Аппарат, который теперь был его телом, появился на свет очень давно, может, еще в те времена, когда императорский трон занимал не Пиппин, а кто-то из его высокородных предков.
«Багряный Скиталец» Магнебода, над котором при дворе посмеивались, называя за глаза огородным пугалом, был далеко не лучшим образчиком имперских оружейников. Сработанный добрых полвека назад в Золлингене, не единожды чиненный и модернизированный, он многими считался безнадежно устаревшим для своего класса, однако даже он выглядел недосягаемой вершиной по сравнению с брошенным среди Альб чудовищем, древним, как вымершие еще в Темные Чумные Века животные.