Раубриттер (II. - Spero)

- Замок его был заложен, земли проданы, вассалы и наемники пали под стенами далеких городов, остался только доспех да немного слуг вроде нас. Да и тех он с собой не взял. Понимал, куда уходит, на страдания обрекать не хотел. Чертова эта любовь, гиблая сила… Ушел он, мы уж думали, с концами. Ждали, незнамо зачем…

На полу зазвенели осколки разбившейся тарелки – кто-то из хмельных собеседников, увлекшись, смахнул ее со стола.

- Так что же… Вернулся? – осторожно уточнил Берхард.

- Вернулся! – торжественно провозгласил рыцарский слуга, - Вернулся наш Флорио, через тринадцать долгих лет. Многие про него и думать забыли, а он все ж вернулся. Доспех избит так, что живого места нет, дыра на дыре. Реактор течет, снаряды все расстреляны, краска обожжена. Хромает, бедняга. Но идет. Вошел он в замок своей прекрасной дамы и, не снимая доспеха, опустился перед ней на колени. И протянул ей на ладони Гвоздь христов, невесть какими путями отбитый у неверных.

Берхард испустил изумлённый возглас.

-Ну и ну! Да, пожалуй, что такая любовь не только в Альбы загнать может, но и срыть эти проклятые горы до самого основания!

- То-то и оно… Хорошая история, а? Такая заслуживает доброго вина. А от твоего, старик, железом разит… Ладно, неважно. Взглянула прекрасная дама на драгоценный дар, что протянул ей Флорио, и скривилась. «Какая страшная ржавая железяка!», - только и сказала она, - «Едва ли рыцарю к лицу гордиться таким подвигом. Лучше я придумаю для вас нечто стоящее…»

- А он?..

Голос рассказчика сделался задумчивым и негромким.

- И тогда мессир Флорио фон Кибург, прозванный Несчастным, не снимая доспеха, поднял свою прекрасную даму в воздух и оторвал ей сперва руки, а потом ноги. И затем растоптал так, что только кровавое пятно в зале и осталось. Такая уж это сила – любовь, старик. В тот же день распустил он последних своих слуг – нас – сел на корабль и отправился в Палестину, отвоевывать Гроб Господен. Такое вот дело, старик. Такая вот штука.

- Ну дела…

- Больше мы о нашем господине ничего не слыхали, - у бывшего слуги ощутимо заплетался язык, - Где-то за морем он сейчас… Бьет неверных… Раз уж такая сила… Куда ж её…

- А вы, значит, бросили службу?

- Да ведь и некому служить. Теперь сами по себе… Вольные птицы, значит. Решили податься куда-нибудь на юг. Говорят, там война с лангобардами в разгаре, может примкнём где…

Гримберт через силу поднялся. Несмотря на то, что вина он не пил, в голове шумело, как от доброго кувшина – тепло и сытная еда оглушили его, заставив мир покачивается на своем незыблемом, казалось бы, месте.

- К-куда это ты собрался, крот слепой? – окликнул его кто-то от стола.

- Отлить, - бросил он, нащупывая клюку, - Если не вернусь через пять минут, пусть кто-то выйдет и выкопает меня из снега.

Это развеселило бывших слуг.

- Ты б больше из-за мороза беспокоился! Смотри, если что отломается, не выкидывай, в карман клади!

- Потом, глядишь, лекарь в Сан-Ремо пришьет. Главное, чтоб трезвый был, а то еще промахнуться может…

- Один мой друг из Бадена тоже вот…

- Не спеши, племянничек! – Берхард кряхтя поднялся на ноги, - Одному в ночь опасно выходить. Ветер там такой, что человека до сапог сточит. Пошли-ка подсоблю тебе.

Провожаемые шутками, большая часть из которых была столь же солёными, сколь и нечленораздельными, они вышли наружу. И Гримберт мгновенно убедился в том, что слова Берхарда были отнюдь не преувеличением. Ветер, точно того и дожидавшийся снаружи, хлестнул его поперек лица свинцовой девятихвостой плетью, да так, что, кажется, даже зубы задребезжали. Оттаявшее было тело тревожно заныло.

Но сейчас Гримберту было не до него. Он наощупь нашел плечо Берхарда, похожее на твердую деревянную корягу, обмотанную тряпьем, и сжал его что было сил.

- Надо уходить. И лучше поскорее.

- Уходить?

Берхард не удивился, не возмутился, как ожидал Гримберт, напротив, в его голосе, почти перекрываемом злым свистом ветра, послышалось нечто такое, что позволяло предположить, будто бывший альмогавар улыбается.

- Да. Немедля. Эти люди не те, за кого себя выдают.

- Они не рыцарские слуги?

- Может, и слуги, да только к мессиру Флорио они имеют такое же отношение, как я – к Папе Римскому. Они самозванцы.

- С чего ты это взял?

Гримберту не хотелось отвечать на этот вопрос. Но выбора, похоже, не было. В Альбах было множество тропинок, явных и тайных, спокойных или смертельно опасных, пересекающихся или навеки разбегающихся в стороны. Берхард был его единственной тропинкой.

- Я был немного знаком с мессиром Флорио. Поверь мне на слово, многие люди куда охотнее признались в ереси, чем в службе на него. Эти трое в глаза не видели фон Кибурга, скорее всего, лишь пересказывают слухи, щедро снабжая их такими же выдуманными деталями. Они лгут нам, Берхард.

- В Альбах нельзя лгать, - строго произнес Берхард, но даже в этой строгости Гримберту почудилась непонятная насмешка, - Здешние законы на счет этого просты. Но лучше бы тебе быть уверенным в своих подозрениях. Что не так с этим вашим Флорио? Он не был таким светочем добродетели, как считают наши новые приятели?