Раубриттер (II. - Spero)

Гримберт опёрся на клюку, встав так, чтоб ветер не хлестал в лицо.

- Он был свихнувшимся выродком, убийцей и психопатом.

- Вот те на!

- При императорском дворе много психопатов, но Флорио сумел выделиться даже на их фоне. Поверь, Несчастным его прозвали вовсе не из-за неразделенной любви. Скорее, потому, что он приносил несчастья всему роду людскому.

- Он в самом деле был непревзойден в схватке?

- Да, но не за счет меткости, а за счет того, что предпочитал стрелять первым. И делал это не утруждая себя лишними размышлениями. Говорят, как-то раз он расстрелял из пулеметов рыцаря, с которым повздорил, еще до того, как тот успел забраться в свой доспех. Попросту превратил в дымящиеся лохмотья на пороге какой-то корчмы. А когда император потребовал от него объяснений, лишь усмехнулся и сказал: «Я и так дал этому ублюдку десять секунд для того, чтобы извиниться передо мной, не моя вина, что он воспользовался этим временем неразумно».

- Не очень-то благородно, - озадаченно пробормотал Берхард.

Гримберт с трудом подавил желчную усмешку. Представления старого иберийского наёмника о нравах императорского окружения и благородстве, должно быть, были такими же смутными, как отравленное фабричными испарениями небо над Бра.

- В любой бешенной собаке больше благородства, чем в мессире Флорио фон Кибурге! Он и в самом деле готов был бросить вызов любому рыцарю, но только прекрасная дама имела к этому отношение в последнюю очередь. Просто большую часть времени он был опьянён наркотическими зельями до такой степени, что с трудом сознавал, где находится, и в каждом встречном видел врага. Я слышал, где-то в Провансе он расстрелял из крупнокалиберных гаубиц ветряную мельницу – только потому, что она показалась ему похожей на великана. Чертову мельницу, Берхард!

- Но про штурм Алжира они не соврали?

- Флорио и в самом деле был там. Но не потому, что был защитником истинной веры. Просто император поспешил отослать его подальше от Аахена, воспользовавшись первым удобным предлогом. На фон Кибурга и так уже смотрели, как на бешеную гиену.

- Но штурм…

- Не имел к нему никакого отношения. Флорио два месяца провел в осадном лагере, развлекаясь преимущественно расстрелом собственных слуг и дегустацией всех известных в тех краях наркотических зелий. А когда залитый напалмом Алжир все-таки пал, устроил на его улицах такую резню, что от него сбежали остатки его собственного воинства.

- Вот тебе и прекрасная дама… - голос Берхарда не казался озадаченным, скорее, насмешливым, - Вот так-так… Ну а Гвозди Христовы?

- Не было никаких гвоздей, - пробормотал Гримберт, морщась от очередного порыва ветра, колючего, как пригоршня битого стекла, брошенного в лицо, - Его поход веры превратился в один растянутый на три года кошмар. Три года Флорио фон Кибург безумствовал на юге, творя подвиги столь же дикие, сколь и пугающие. Сжигал деревни вместе с их обитателями, приняв их за еретиков. Расстреливал паломников, обвиняя их в укрывательстве священных реликвий. Чуть не стал причиной мятежа на юге, самовольно казнив несколько баронов безо всякого суда. Воин веры… Говорят, Святому Престолу пришлось вычеркнуть из своего Информатория некоторые его наиболее значимые подвиги, чтоб не плодить беспокойства и слухов. Вот что такое был Флорио фон Кибург, прозванный Несчастным! Он приносил несчастья везде, где появлялся. В конце концов императору пришлось отослать его в Палестину, чтобы избавиться от этого источника неприятностей. Говорят, сарацины в конце концов пленили его и сварили в масле. Хотел бы я на это надеяться.

- Что-то мне подсказывает, что и с прекрасной дамой все было не так просто, а?

Мимические мышцы Гримберта слишком замерзли, чтобы изобразить саркастичную усмешку.

- Прекрасная дама… Для Флорио всякая дама была достаточно прекрасной - если только не оказывалась достаточно быстрой, чтоб сбежать или покончить с собой. Единственное, во что бы я охотно поверил, это в оторванные конечности. Флорио и в самом деле отличался… Некоторой… неразборчивостью в постели.

Закончить Гримберт не успел – неподалеку грохнула дверь и наружу выбрался один из рыцарских слуг. Звук его заплетающихся шагов был столь хорошо различим, что не требовалось иметь глаза для того, чтобы понять - этот парень едва держится на ногах. Гримберт инстинктивно сжал клюку. Деревянная палка в руках слепого – такое же грозное оружие, как куриный клюв, но, по крайней мере, без боя он не дастся.

Боя… Он едва сдержал щиплющий изнутри грудь нервный смех. Вот уж верно будет бой, о котором Туринские поэты сложат прекрасные песни.

Но боя не последовало.

- Дерьмовое вино у тебя старик! – пробормотал самозваный рыцарский слуга, - Голова от него раскалывается и звезды будто реют перед глазами… Чтоб тебя с ним…

Его несколько раз звучно вырвало, после чего Гримберт расслышал негромкий звук, похожий на тот, что раздается, если уронить наземь не очень тяжелый куль с мукой.