Раубриттер (III. - Fidem)

Шварцрабэ засмеялся. Это был негромкий звук, однако его было достаточно, чтоб Гримберт ощутил злую колючую дрожь в кончиках пальцев. Этот мерзавец смеется. Видимо, еще не подозревает, что его шутка зашла слишком далеко. Что ж, у него будет время посмеяться, когда за него возьмется инквизиция. У него будет очень много времени посмеяться…

- Покинуть доспех!

«Варахиил» и «Ржавый Жнец» тоже развернули в сторону «Беспечного Беса» свои орудия. Ему не уйти, с облегчением понял Гримберт. На вершине южной башни было недостаточно места для маневра, а единственного снаряда, который имелся в распоряжении самозванца не хватило бы для того, чтоб нанести кому-то из оппонентов хоть мало-мальски заметный урок.

Шварцрабэ продолжал смеяться. Гримберт ожидал, что тот сейчас переведет дух и воскликнет что-нибудь вроде «Какая потрясающая история!» или «Вот это да, клянусь своей требухой!», однако Шварцрабэ ничего не говорил. Он смеялся, негромко всхлипывая, как смеется человек, который не в силах остановиться. Смеялся, как человек, услышавший чертовски хорошую шутку. Как…

- О дьявол… - пробормотал Гримберт, - Все в сторону!

***

Будь «Серый Судья» тяжелее на несколько тонн, он не успел бы уйти. «Беспечный Бес» устремился вперед с неожиданной для него скоростью, точно шел на таранный удар. Но это не было ни атакующим маневром, ни уклонением. Гримберт понял это, когда услышал хруст столетнего камня и увидел, как разлетается серым крошевом ограждение башни, смятое броней.

Кажется, какое-то время он еще слышал смех Шварцрабэ. Но это могло ему показаться.

«Беспечный Бес» ушел в воду беззвучно, свинцовые пласты Сарматского океана разошлись под ним, мгновенно поглотив и оставив на поверхности лишь колючий, похожий на разрыв снаряда, всплеск. И тот почти тут же пропал.

Несколько секунд прошли в тяжелой тишине – ни один из рыцарей не знал, чем ее заполнить.

- Может, повезет… - пробормотал Томаш, - Мерзавцам, говорят, часто везет. К тому же мины наверняка старые, могли и…

На поверхности океана оглушительно лопнул небольшой гейзер, подняв в воздух столб воды, рассыпавшийся в верхней точке мелкой, похожей на шрапнель, водяной пылью. Кажется, в водяных брызгах можно было разглядеть бесформенные куски брони, но за это Гримберт не мог поручиться, не доставало разрешающей способности визора. Но что он видел очень отчетливо, так это пятно масла, растекшееся на поверхности вслед за этим и похожее на увеличенную во много раз чернильную кляксу. Кляксу вроде тех, что иногда по рассеянности оставляют на дорогой бумаге нерадивые писцы скриптория, и которая невольно становится насмешливым в своей бесформенности окончанием чьей-то сложной и аккуратно выстроенной мысли.

Так всегда устроено в жизни, подумал Гримберт, глядя на последнюю отметину, которую Шварцрабэ суждено было оставить в мире, быстро растекающуюся по поверхности воды и переливающуюся маслянистой пленкой на солнце.

- Чертов хлыщ… - мрачно обронил Томаш, тоже наблюдавший за масляным пятном глазами «Жнеца», - Даже помереть не смог как следует.

- Он…. – голос приора Герарда скрипнул, словно все стальные скобы и фиксаторы, удерживавшие на месте его челюсть, вдруг оказались проникнуты ржавчиной, - Он…

Наверно, сейчас уместно было бы привести изречение какого-нибудь святого отца, выхолощенное и отдающее ладаном, но Гримберт ни одного из них не знал на память. С другой стороны, едва ли это пролило бы бальзам на покрытую зияющими ранами душу приора.

- Весьма изящный способ самоубийства, - произнес он вместо этого, - Покончил с собой тем единственным оружием, что у него оставалось. Будь я наделен большей фантазией, сказал бы, что это символично. Но, как по мне, он просто получил свое.

- Это ведь был «Керржес»? – неуверенно спросил Ягеллон.

- Да. Оказавшись в безвыходном положении, Шварцрабэ натравил его на себя. Может, он был болтуном, но выход нашел вполне достойный. Для подобного нужна смелость. Как по мне, это подходящий последний аккорд для Грауштейнского Чуда. В конце концов демон сожрал того, кем был призван.

- Credo in Deum, Patrem omnipotentem, - пробормотал приор Герард в полузабытьи, - Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum…

- Можем вместе помолиться за его душу, господин приор, - голос Ягеллона понизился до того, что едва не перешел в шепот, - Пытаясь избежать суда, сир Хуго обрек ее на страдания, о которых не мог и помыслить, но мы можем облегчить его участь, если…

Гримберт ощутил, как в его глотке лопнул колючий комок вроде застарелого нарыва. Но если нарыв обычно исторгает из себя гной, этот исторг наружу лишь колючий злой смех.

- Бросьте, сир Ягеллон. Вы в самом деле считаете, что приор Герард оплакивает душу Шварцрабэ? Он оплакивает свою собственную участь, поскольку понимает, что его ждет. Он сам сделал свой монастырь ставкой в рискованной игре, призом в которой был «Керржес». И в последнюю секунду этот приз был вырван слепой судьбой из его жадно скрюченных рук. А вместо ставки осталась лишь горсть серого пепла.

- «Керржес» уничтожен?