Раунд. Оптический роман

У него глаз дернулся, он что-то понял про меня, еще год, полгода назад он бы перепугался – но у него уже не было сил беречь меня и обожать. Он сказал: «Придет черед, сам все узнает».

Тогда я поверила окончательно.

Официальная версия – аневризма аорты. А что гроб закрытый – так это еврейская традиция.

На похоронах, очень помпезных, Тишка боялся ко мне подойти. Ну, ко мне страшно было подойти в этот момент. Черная, древняя, сорока восьми лет ведьма с сожженными руками. Никто из чинов не мог решиться ко мне подойти и выразить соболезнования. Делали три шага – и в сторону. Ко мне Гриша мой боялся подойти в эти дни. У него через месяц родился сын. Он хотел назвать его Семеном. Это был момент просветления в черной копоти, в которой я жила. Я вдруг что-то ощутила, я заорала на него, как базарная баба, как не орала никогда в жизни: не сметь! Мальчика назвали тоже Гришей, и я велела, чтобы ему дали фамилию его матери.

А Тишку я сама поманила в какой-то момент на похоронах. Мне, в общем, было его жалко.

Он сказать ничего не мог, посмотреть на меня и то ему было страшно. Я его сама обняла и почувствовала, что он не может обнять меня в ответ. Стоит как кукла, руки висят. Я сказала: обещай мне две вещи. Что мы никогда с тобой больше не увидимся. И что ты будешь помогать Грише.

Я осталась жить, не знаю зачем. Все время ощущаю запах копоти. Динечка, обнимаю тебя. Я помню, как мы с тобой впервые поцеловались, какой ты был нежный и вроде робкий, но какие смелые и сильные губы. Если б я тебя тогда не поцеловала, ты бы сам никогда не решился. Я бы никогда не пришла в студию. И ничего бы не было.

Ирина

7. Рентген Нина Тихомирова

We gon’ go to war, yeah, without failure.

– Ну что, поговорим?

– Давайте.

– Вот скажите, я посмотрел несколько ваших сюжетов: вы современным искусством занимаетесь? Вы им как-то давно увлечены?

– Я бы так не сказала. Я разными темами занимаюсь.

– Но все-таки у вас такой выраженный интерес. Акционисты… абстракционисты… анархисты… Вы когда этим всем увлеклись вообще?

– Н-н-н-ну… В некотором смысле я живу в такой среде.

– Что вы имеете в виду?

– У меня цирковая династия, вы, наверное, знаете. Это задает определенный угол зрения.

– Как же вы цирк с акциями соотносите? Это какое-то очень своеобразное мнение. То, понимаешь, клоуны и шарики, а то покрышки жечь и безобразничать.

– Знаете, цирк – это во многом про «безобразничать». В таком вполне процессуальном смысле. Это всегда про нарушение границы, если вы вдумаетесь. Вы просто с этой стороны никогда не смотрели. А поглядите: цирк – это что? Нарушение границ. Звери нарушают границы своего естества, люди нарушают границы своего естества.

– Это вы изящно загнули, ничего не скажешь. Давно придумали?

– Нет, честное слово, только сейчас в голову пришло. Стала вам объяснять и сама задумалась.

– Ну хорошо. Но в цирк-то вы работать не пошли. А пошли, значит, журналистом.

– Да.

– И все-таки: кто вас потянул в сторону вот этого всего? Современного искусства?

– Да никто не тянул, что у вас за патернализм-то такой? Если куда-то пошла, обязательно кто-то потянул? Сама решила.

– Патернализм? Эк вы меня.

– Ну а что вы все «потянул» да «потянул»? Как будто я сама не могу принять решение.

– Но с чего-то ж вы его приняли?

– Слушайте, мы так далеко не продвинемся.