Равника

И СМОТРЕТЬ, КАК ОНИ ВОЗЛАГАЮТ ВСЕ СВОИ НАДЕЖДЫ НА АТАКУ, ЦЕЛИКОМ ЗАВИСЯЩУЮ ОТ…

ОТ ТОГО САМОГО ОРУЖИЯ, КОТОРОЕ МЫ БЫЛИ ПОЛНОСТЬЮ ГОТОВЫ ОТРАЗИТЬ.

ДРАКОН хохотал всеми фибрами своего ментального, духовного и физического естества.

ДА, ОДНАЖДЫ ЧЁРНЫЙ КЛИНОК ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УБИЛ СТАРШЕГО ДРАКОНА.

И ИМЕННО ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ МЫ ЕЩЁ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ НАЗАД ПОЗАБОТИЛИСЬ О ТОМ, ЧТОБЫ ОН НИ ЗА ЧТО. НЕ СМОГ. УБИТЬ. НАС.

С довольной улыбкой БОЛАС наблюдал за тем, как Джура изо всех своих жалких силёнок пытается остаться в сознании. Его руки превратились в кровавое месиво из кожи и чёрных осколков.

Это вызвало у БОЛАСА очередной приступ смеха. Он хохотал так громко, что этот леденящий душу звук прошёл сквозь наполненную мощью Гемму Духа и эхом разнёсся по всей Мультивселенной, принося кошмары во сне детям и кошмары наяву — взрослым, большая часть из которых не имела ни малейшего представления ни об этой битве, ни о Равнике, ни даже о своём грядущем БОГЕ-ИМПЕРАТОРЕ и ВЛАДЫКЕ, НИКОЛЕ БОЛАСЕ.

ОН повелел Лилиане Весс послать в бой Бонту и Окетру, чтобы поскорее покончить с этим.

ПУСКАЙ ТОПЧУТ ЗЕМЛЮ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НИЧТО УЖЕ НЕ СМОЖЕТ ШЕВЕЛИТЬСЯ ПОД ИХ НЕМЁРТВЫМИ НОГАМИ.

МЫ СЛАВНО ПОЗАБАВИЛИСЬ, изрёк БОЛАС-БОГ. НО ТЕПЕРЬ НАС УТОМИЛО КОПОШЕНИЕ ЭТИХ ДЕРЗКИХ МУРАВЬЁВ.

Глава LX Лилиана Весс

Ну вот и всё, подумала Лилиана, отчаянно пытаясь заглушить свои невысказанные чувства к Бифштексу и остальным членам Дозора, которые вскоре начнут умирать вокруг неё. Легче сосредоточиться на самой себе, чем думать о Гидеоне и о том, как много его дружба и доверие значили для неё, и, возможно, значат до сих пор.

Всё нормально. Думай о себе, Лилиана. Чёрный Клинок уничтожен. Гидеон упал, — снова, — но он наверняка выживет. С его неуязвимостью он, пожалуй, единственный из всех мироходцев — кроме тебя, конечно — сможет пережить эту хищную зачистку Боласа. Но теперь дракона уже не остановить. А это значит, что тебе придётся стать его рабыней на неопределённый срок.

Больше сотни лет Лилиана стремилась лишь к тому, чтобы увеличить свою продолжительность жизни и своё могущество — желательно с нулевыми затратами для себя. И вот теперь у неё было могущество, невероятное могущество. А поскольку она была полезна дракону (и он имел над ней абсолютную власть), у неё появился реальный шанс жить вечно.

Именно в этот момент на Лилиану снизошло озарение.

Такая жизнь не стоит того, чтобы за неё цепляться. Вечное служение Николу Боласу даже менее заманчиво, чем… чем…, — она не верила, что и в самом деле собирается закончить эту мысль, но, тем не менее: …чем смерть.

Она посмотрела на бессознательного Гидеона, руки которого превратились в два окровавленных куска мяса. Вокруг него всё было усеяно осколками Чёрного Клинка. При виде этого у неё задёргался глаз. Во рту пересохло. Всё тело охватил непонятный… зуд. По щеке скатилась капелька пота.

Нет, не может быть. Лилиана Весс не потеет, как какая-нибудь грязная кухарка.

Так что, видимо, это наконец-то была настоящая слеза. Но если так, о ком же она плакала?

Серьёзно? Я что, и правда собираюсь это сделать?

Похоже, что да. Несмотря на её полнейшую уверенность в том, что нарушение контракта будет означать для неё верную смерть, вокруг неё вихрем взметнулась тёмная мана.

Болас, поглощённый своей победой над Гидеоном и остальными недотёпами, не сразу заметил произошедшую в её душе перемену. Он приказал ей отправить Окетру и Бонту, чтобы те покончили с сопротивлением.

Он назвал их «дерзкими муравьями». Ничего, он ещё не видел настоящей дерзости.

Две оставшиеся Вечные богини не стали атаковать равничан или мироходцев. Не стали топтать этих муравьёв. Вместо этого они настороженно замерли. На самом деле, каждый вечный в Равнике прекратил сражаться и настороженно замер.