Равнина Мусаси

— Трудно ответить. Ты вроде как скиталец, видевший мир. В тебе есть что-то интересное. И потом ты добрый. Вот мне уже за сорок, но, когда сижу с тобой вот так, за чаркой вина, мне хочется открыть перед тобой душу. Это ещё и оттого, что ты всегда внимательно слушаешь. На острове тебя все любят, начиная с О-Цую и меня.

Я почему-то всегда нравился старикам. Вот хотя бы Масуя. С кем он теперь играет в го?

Потом Рокубэй спросил:

— Сэнсэй, а не был ли ты женат?

— Как ты догадался?

— Да ведь я уже сколько живу, глаз намётанный.

— Действительно, был. Но она умерла.

— Жалко, жалко.

— Однако, знаешь, Рокубэй, О-Цую куда милее покойной.

— Так ли? Учитель, наверное, немного ветрогон, вот новое и привлекает, — и старик засмеялся.

Я тоже рассмеялся, но не возразил. Неверный или ветрогон — это мне не известно. О-Цую я люблю, а О-Маса жалел.

И это я говорю не оттого, что выпил. Правда, супруги большей частью бывают неблагодарными. Но как получилось с О-Маса? Её мне дал старик Масуя. Он дал, я взял. А взял, и появился ребёнок.

Или мамаша. Она произвела меня на свет, значит, она моя мать, значит, должна была меня воспитывать. Но родными можно быть, только если есть любовь, если же её нет, люди становятся чужими. Украв сто иен, она захотела порвать родственные связи. Пустые слова! Мы с самого начала были чужие.

Я и в детстве не чувствовал, что мать близкий мне человек. Да она и не проявляла ко мне никаких чувств.

Завтра воскресенье. Собираемся компанией покататься на лодке. Возьму с собой О-Цую.

На этом обрывается дневник Имадзо Окава. На следующий день он свалился с лодки в воду и утонул. Говорят, он был навеселе и приплясывал, потом вдруг уставился в воду, вскрикнул: «О-Маса!» — и вывалился из лодки.

В прошлом году автор посетил родные места и встретил старого друга — школьного учителя, у него-то и хранился этот дневник. На острове Умадзима печально живёт молоденькая женщина. Спустя четыре месяца после смерти Окава у неё родился ребёнок. Это живая плоть Окава. А эта женщина — О-Цую.

Как рассказал мне друг, О-Цую нельзя назвать красавицей, но её глаза притягивают. Несмотря на хрупкое телосложение, она крепкая и выносливая. Многие парни на острове вздыхали по ней и даже ссорились, но, когда она отдала своё сердце Окава, они молча уступили и никто не посмел обидеться.

О-Цую живёт ради ребёнка, которого все на острове любят. А Окава, как и хотел, покоится в этой земле, на тихом кладбище в тени раскидистых деревьев.

Автор, конечно, не мог из дневника узнать все подробности о несчастном Окава, тем более что писал о себе он сам. Многое о его жизни на острове опущено. Поэтому, если из дневника известно о его прошлом, то о его жизни на Умадзима можно только догадываться.

«Несчастный был человек», — сказал автор и ничего не добавил. Он и сам был такой же несчастный.

Окава назвал свой дневник «Дневником пьяницы». Уже сам заголовок трагичен. И он в самом деле брался за кисть только в пьяном виде. Читая этот дневник, не забывайте о том, что всё это правда.

О-Маса с сыном умерли раньше, а О-Цую осталась с его ребёнком. Но кто из них несчастнее? Чья участь трагичнее?

1902

ФАТАЛИСТ

1

Осень была на исходе. Чувствовалось приближение зимы. В эту пору морское побережье выглядит печально. Грустно было и в Камакура[40]. На берегу можно встретить только деревенских, приморских жителей или рыбаков, иногда бродячего торговца. Горожане же, если не считать таких, как я, живущих здесь круглый год, встречаются здесь редко.

Однажды по обыкновению я отправился на прогулку к берегу реки Намэригава и поднялся на холм, но там дул такой резкий северный ветер, что мне пришлось поспешно спуститься вниз и отыскивать уютный уголок, где можно было бы растянуться и почитать в своё удовольствие. Мне пришлось немало побродить, прежде чем я нашёл подходящее место. Холм был крут, и корни травы удерживали песок от осыпания. У подножия образовался обрыв. Здесь можно было сесть, прислонившись спиной, вытянуть ноги и облокотиться правой рукой на бугорок. Место было удобное, словно софа. Я достал книгу, которую прихватил с собой, и принялся читать. Солнце пригревало, высоко над головой раскинулось голубое небо. Отсюда не было видно моря, не было слышно человеческих голосов; доносилось лишь приглушённое шуршание волн. Кругом царил покой, и вскоре я углубился в книгу.

Вдруг послышались шаги. Я поднял голову и с удивлением увидел, что в нескольких шагах от меня стоит человек. Он словно вырос из-под земли. Я не заметил, когда и откуда он появился. Это был молодой человек лет тридцати, стройный, худощавый, с крупными чертами лица, судя по одежде и по манере держаться — кто-нибудь из здешних дачников или проезжий из гостиницы.

Он стоял неподвижно, уставившись на меня. Мне стало не по себе. Глаза его светились бессильной злобой, словно перед ним был его заклятый враг. Взгляд был мутным и подозрительным. Так не смотрят на человека, к которому относятся равнодушно.