Равнина Мусаси

«Вот странный тип», — подумал я, рассматривая его. Вскоре он уткнулся глазами в песок и потихоньку отошёл. Но не ушёл совсем, а продолжал ходить поблизости, то и дело бросая в мою сторону недружелюбные взгляды. Всё это было очень странным, настроение у меня испортилось, я решил переменить место и встал. Поднявшись по склону, я оглянулся. Этот странный человек уже был там, откуда я только что ушёл. Он даже не дождался, пока я скроюсь, и уселся, обхватив руками колени и опустив на них голову.

Это было так необычно, что я заинтересовался. Расположившись на сухой траве в тени, я начал читать книгу, изредка поглядывая из-под неё на незнакомца.

Он всё ещё не поднимал головы и только минут через десять выпрямился. Теперь он походил на больного, измождённого человека. Мне показалось, что он хочет встать, но он только повернулся лицом к холму и принялся разгребать песок правой рукой.

Вскоре он извлёк большую бутылку, достал из рукава платок и обтёр её, вынул небольшую рюмку, выдернул пробку и начал раз за разом наливать и пить. Затем осторожно опустил бутылку на землю и, не выпуская рюмки из рук, задрал голову и стал смотреть на небо.

Выпив ещё одну рюмку, он вдруг обернулся в мою сторону, вскочил на ноги и решительно направился ко мне с рюмкой в руке. Теперь вид у него был воинственный.

Я не на шутку струсил, хотел было даже бежать, но передумал и остался на месте. Незнакомец подошёл и, как-то странно улыбаясь, спросил:

— Вы видели то, что я сейчас делал? — У него был слегка охрипший голос.

— Видел, — прямо ответил я.

— Вы что же, считаете, что подглядывать чужие тайны хорошо? — его улыбающиеся губы ещё больше исказились.

— Нет, не думаю.

— Так почему же подсматривали?

— А разве я не имею права читать здесь?

— Я не об этом говорю. — Он бросил взгляд на мою книгу.

— Почему не об этом? И вы, и я — мы оба вольны делать что нам угодно, если это не во вред другому. Если у вас есть тайна, вы сами должны сохранять её.

Он нервно взъерошил волосы левой рукой, словно хотел выдрать их.

— Да, да. Я должен сохранять её. — Он некоторое время молчал, потом, собравшись с мыслями, сказал:

— Я напрасно вас обидел… Но очень прошу держать в тайне всё, что вы здесь видели.

— Если вы просите, почему бы и нет? Ведь это меня не касается.

— Благодарю. Теперь я спокоен. Я виноват перед вами, но у меня это получилось невольно… — От его воинственного вида не осталось и следа. Он так виновато извинялся, что мне стало жаль его.

— Да что вы, пустяки! Мне просто показалось странным, что вы так с самого начала смотрели на меня, и я перешёл сюда и действительно следил за вами. Но вам нечего беспокоиться. Если это и есть ваша тайна, то я никому её не выдам.

Он молча посмотрел на меня, затем сказал дрожащим голосом:

— Да, вы никому не расскажете. А не выпьете ли и вы рюмочку?

— Сакэ? Нет, сакэ я предпочитаю не пить.

— Вы не пьёте! Не пьёте! Да, конечно. О, вот если бы мне удалось не пить! И ведь мне нельзя… Но я пью. Это и есть моя тайна. Но то, что мы с вами вот так встретились, это судьба, удивительная судьба, и я прошу вас выпить рюмочку этой моей «тайны». А? Ну, пожалуйста.

Во всём его облике — и в том, как он говорил, и в звуке его голоса, и в глазах, и в лице, — казалось, скрывается какая-то большая и тяжёлая тайна.

— Хорошо! Но не больше одной.

Как только я ответил, он направился на своё прежнее место, и мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним.

2

— Первоклассное бренди. Я достал его недавно в Токио, на Гиндза[41], в магазине Мамэя, высший сорт. Я тайком купил три бутылки и спрятал здесь. Одну уже выпил и выбросил в реку. Это вторая. Одна ещё зарыта в песке. Кончатся, ещё куплю.

Я взял предложенную мне рюмку и, потягивая вино, слушал. С каждым его словом удивление моё возрастало. Но у меня и мысли не было проникнуть в его тайну.

— А сегодня я пришёл к своему заветному местечку и вдруг вижу — вы уже заняли его. Ну, я, конечно, перепугался. Я почему-то решил — ведь всякие бывают люди, — что вы обнаружили мой винный склад, выпили за моё здоровье и теперь преспокойно почитываете книжечку. Вот поэтому-то я смотрел так на вас и не уходил отсюда.

Он горько улыбнулся. По его глазам было видно, что в душе он добрый и честный человек. Жалость к нему вновь поднялась во мне, и я, улыбнувшись, ответил:

— Так вот в чём дело! Значит, если бы не ваше подозрение, вы не смотрели бы на меня так враждебно, с такой ненавистью?

— Нет, не с ненавистью, скорее с отчаянием. Я просто проклинал свою судьбу, ведь надо же было расположиться чужому человеку как раз на том месте, где я спрятал вино. Проклинал — может быть, это слишком громко сказано, ведь у меня и на это не хватит духа. Это судьба прокляла меня… А вы верите в судьбу? Да, в судьбу. Как, ещё рюмочку? — Он поднял бутылку.

— Нет, не нужно, — ответил я и вернул ему рюмку. — В судьбу? Нет, я не фаталист.

Он выпил ещё. От него запахло вином.

— Так вы, значит, верите в случайность?

— Я верю только в закон причины и следствия.