Равноденствие

– Убивала бы Рикмаса до тех пор, пока он не скончался бы от смеха? – предположил Белен и тут же, увернувшись от оплеухи, хохоча, повалился на землю. – Оно того стоило! – прокомментировал он шутку.

– Не смешно! – отвернулась я, чтобы не выдать себя улыбкой.

– Так. Вставай. Пошли, – он требовательно протянул руку.

Я спешно сунула за щёку остатки выпечки и подозрительно снизу-верх уставилась на брата:

– Зачем это?

– Ты же не ожидала, что научишься всему только потому, что захотела?

Я промолчала. Вообще-то именно этого я и ожидала, но, к сожалению, жизнь оказалась куда сложнее и требовала длительных тренировок, прежде чем начинало получаться хоть что-то.

Я вспомнила первые неудачные попытки лекарства, когда только сбежала из дома и ещё не решалась показываться в селениях, уверенная, что тут же окажусь схваченной и насильственным образом доставленной к Белену, который, разумеется, уже подкупил жреца и приготовил свадебный венец, больше напоминающий терновый, и, возможно, кляп, чтобы моё «мммм» больше походило на «да, любимый». Так вот тогда крохотные комариные укусы, которые, казалось бы, ничего не стоило залечить или просто не трогать (что, к слову, никак не повлияло бы на скорость заживления), я умудрилась от страха и переживаний превратить в огромные язвы, наводящие на мысль о попытке кого-то крайне хищного и голодного обойтись малой кровью и оставить меня без конечностей. На втором десятке попыток укусы перестали напоминать струпья или шрамы, но приобретали откровенно зеленоватый, а дважды неестественный ярко-жёлтый оттенок. Попытавшись в подобном виде заявиться в одну из деревень, я была изгнана при помощи вил и громкой брани, принятая за носительницу неведомого доселе вида чумы. Однако, чем дальше от Ноктис де Сол я отходила, чем больше переставала бояться, что погоня вот-вот начнёт наступать на пятки, тем лучше получалось лечить царапины и укусы, тем охотнее слушался огонь и тем более непобедимой ведьмой я себя ощущала. А теперь вдвойне чувствовала дурой, осознав, что причиной всех бед оставалась моя собственная дурость, а магия лишь реагировала на неё. Могла бы и догадаться: ведь до побега, хоть и зарабатывая попутно мигрени из-за лишней растраты энергии, я колдовала легко. А стоило немного переволноваться, – приходилось учиться заново любым мелочам.

– Ну так? – нетерпеливо напомнил о себе Белен. – Надо упражняться! Снова и снова, раз за разом. Упрямство, знаешь ли, частенько вознаграждается. А я мог бы стать отличным учителем: кто больше знает о тренировках, как не человек, десять лет пытающийся с их помощью выгнать из головы непристойные мысли?

Я покраснела; по какой-то непонятной причине, польщённо, и протянула руку в ответ.

– Стань ровно. Выпрямись. Да не откидывайся назад, просто стой. Прямо, но расслабленно, – он оказался позади и сжал мои плечи.

– Я не могу и прямо и расслабленно! – огрызнулась я. – Либо одно, либо другое!

– Всё ты можешь! – пощекотало ухо прохладное дыхание. – Видел я, как ты на каблуках ходишь. И, главное, словно так и надо, словно мозоли не натёрла! Если ты не умеешь расслабиться в неудобном положении, то никто не умеет.

Он втиснул ногу меж моих стоп, заставляя стать шире, опустил одну руку на бедро, так нагло и просто, будто не мог получить за это пощёчину, да ещё и прижал ладонь второй чуть ниже груди, сильно надавив:

– Вот так. И колени чуть согни, будто готовишься к прыжку, – он прильнул ко мне и, как единое целое, согнул-разогнул ноги, заставляя повторить движение. – И дыши грудью, а не животом, – попытался тронуть то место, которым полагалось дышать, но за это уже получил несильный толчок локтем под дых и ограничился словесными указаниями.

Собраться. Оттолкнуть. Одёрнуть и сказать, чтоб не забывался.

Я расслабилась и доверчиво прислонилась к спасительной в летний зной прохладе.

Огню и льду никогда не сойтись, не освещать спокойным ровным светом маленькую уютную избушку в лесной глуши, как могло случиться у двух созданных друг для друга, одинаковых и верных. Как у двух зверей, пары волков, которые любят друг друга так давно, что уже и не вспомнить. Как у старых друзей, переросших мучительную страсть и живущих нежностью и знанием: любимый всегда будет рядом, не бросит, не оставит и не предаст.

У нас не так. Любовь больная, жгучая, разбрасывающая искры, трещащая сырыми поленьями в костре, взрывающаяся шипением. Огонь погаснет или лёд растопится? Не поладят, не выживут оба. Сильные, рвущиеся, стремящиеся навязать себя, победить, показать, кто главный. Мы тянулись друг к другу всю жизнь, рвали путы обещаний и обязательств, только сильнее заворачиваясь в липкую паутину собственных страхов. Мы хотели быть вместе. И я… Наверное, я и правда любила его. Сильнее, чем решилась бы признать.