Он уже видел меня голой. Чего здесь такого? Я достаточно хороша, чтобы не конфузиться. Разве что давно не натиралась ароматными маслами, покрылась ссадинами и мелкими порезами, привычными путнику, и изрядно запрела. Я ни чуточки не стеснялась! Но почему-то всё равно велела:
– Отвернись.
– Зачем это?
– Надо.
– Кому?
Я внезапно поняла, что вода вовсе не ледяная а, скорее, почти кипяток. Силясь хоть немного перевести дыхание, медленно погрузилась и вновь показалась на поверхности.
– Белен, я здесь голая.
Он заинтересованно приподнялся на цыпочках в попытке что-нибудь разглядеть:
– Так это же ещё интереснее!
– Ты мой брат! – попыталась воззвать я.
– Даже не близко!
– Это некрасиво!
– Тоже не работает.
– Да имей же совесть, в конце концов!
Мужчина соболезнующе покачал головой:
– Опять мимо. Попробуй придумать что-нибудь более оригинальное.
Я бы затопала ногами от злости, но выглядеть ещё глупее – уже перебор. А Белен пытался нырнуть с открытыми глазами, раз уж с поверхности ничего интересного не увидел.
– Тогда я выйду прямо так! – заявила я.
– Выходи, – согласился он. – В принципе, я тоже могу вылезти…
– Белен?
– М-м-м?
Я сглотнула ком в горле и прикинула, как близко от меня находится столь привлекательный, блестящий на солнце от влаги и явно неслучайно поигрывающий мышцами мужчина.
– Ты что, – я закашлялась, – тоже голый?
– Интересный вопрос, – он с готовностью сделал мощный гребок. – А как ещё люди плавают?
– Нормальные люди? – хрипло уточнила я.
– Такие, как мы, – понизил планку шутник. – И да, я здесь голый.
Я хотела завизжать и броситься вон из воды. Я и собиралась так сделать. Да и Белен был уверен, что я поступлю именно так. Но вместо этого я подалась вперёд, разрезая надвое текучую рябь, и замерла так близко, что прекрасно чувствовала его сбившееся дыхание, не вяжущееся с маской насмешливого спокойствия.
– Не поверишь, – заговорщицки прошептала я, оглаживая мокрые плечи, опуская ладонь всё ниже, пряча её в воде, безмолвно обещающей сохранить любую тайну, потянулась к заалевшим, как при горячке, но всегда, я знала, чуть прохладным губам, – я тоже…
А потом выставила вперёд стопу, подцепила щекотно-волосатую мужскую ногу и дёрнула. Нет, я не умею драться так, как следовало бы. И делать правильную подсечку не умею тоже. Но даже хрупкая женщина способна уложить распалённого мужика на две головы выше себя, если он отвлечён, наивен и стоит на скольком илистом дне.
Белен рухнул в воду, так и не успев сменить страстного и многозначительного выражения лица на обиженное и недоумённое, а я бегом выскочила на берег и натянула на себя достаточно длинную, чтобы прикрыть всё самое ценное, рубашку прежде, чем он вынырнул.
– Кстати, ты соврал, – насмешливо запустила я в брата его забытой на берегу туникой. – Ты всё-таки не был голым.
Белен как можно более укоризненно пошёл вылавливать торжественно уносимую течением одежду.
Мокрые волосы мешались и липли к шее. Мешали мошки, конское фырканье и тихий недовольный говорок Брианны, едва слышный отсюда, но оттого не менее раздражающий. Мешалось и ещё кое-что. У кое-чего были невыносимо алые прохладные губы, длинные осторожные пальцы и беспокойная морщинка между бровей. Кое-что не желало уходить из моей головы, назойливым комариным писком вклиниваясь в каждое воспоминание, каждую мысль и каждую попытку сосредоточиться и создать цельный огненный шар, способный сбить с ветки гоблиново воронье гнездо.
Спутники обсуждали, как понезаметнее подобраться к заброшенному лазу под дворцовым рвом, в существовании которого не был уверен никто, кроме Ионы. Жрица клялась, что сотню лет назад ход завалило в решающем сражении под предводительством самой Иоли Светлоокой, и никто после не сумел на него выйти. Но мы, разумеется, справимся.
Как бы мы ни старались вести себя уверенно и убеждать друг друга, что сильны, умны и непобедимы, толковый план так и не родился. Матушка качала головой и не уставала повторять, что мы обязаны доверять ей, Брианна бурчала и, скептически хмыкая, словно ни к кому не обращаясь, напоминала, что умные люди бежали бы без оглядки, пока есть возможность, Белен упражнялся с мечом, куда менее удобным, чем привычный ему отцовский, но всё равно выкованным в лучшей кузнице королевства, идеально сбалансированном и лежащем в руке, как ладонь невесты. Любому идиоту стало бы ясно, что все они полагались только на одно – на мою магию. А та, хоть и стала куда менее строптивой, в присутствии брата оставалась стихийной, непонятной и, что самое страшное, неподвластной мне.