Равноденствие

– Равноденствие… – быстрые пальцы пробежались вдоль спины, расправляя волосы и волшебным образом успокаивая, снимая усталость, расслабляя напряжённое тело. – Вы удивительные. Каждый из вас, каждый из когда-либо родившихся – маленькое чудо, дети самой Богини. Вы – чистая магия, а мы, простые ведьмы, лишь пропускаем через себя её Силу. Когда-то давно один очень несчастный человек сказал, что мы зависимы от колдовства. И знаешь, он был прав. Почувствовав магию один раз, ни одна ведьма уже не сумеет отказаться от неё. Это как всю жизнь жить в слепоте и, наконец, узреть краски мира. Мы нуждаемся в Силе, желаем её каждое мгновение и погибнем, отними её кто-то. Поэтому мы собирались в ковены, селились ближе к источникам. Поэтому их разрушили в первую очередь, когда пытались уничтожить нас. Но Богиня мудра. Она ни за что не позволила бы своим детям сгинуть. В самые тяжёлые времена, когда Источники готовы были иссякнуть, когда были осквернены или стёрты с лица земли, появлялись такие как вы.

Я рассеянно смотрела в маленькое окошко. Сумеречная мгла скреблась в освещённый тусклой золотистой свечой домик, затекала в щели, и я невольно содрогалась от мысли, что могла оказаться снаружи, без защиты крохотного жёлтого огонька. Неужели столько ночей я провела одна? В темноте? Как же страшно, что свеча может потухнуть!

– Такие как мы… Равноденствие. Мы можем вернуть Источник? Или найти новый?

Иона зашлась каркающим смехом:

– О, прости, милая. Ты, кажется, даже не представляешь, насколько сильна. Ты ведь встречала ведьм прежде? Знакома с малюткой Айн, раз уж пришла с её браслетом? Что она умела? Прочитать слабое заклинание? Поговорить со зверьём? И все остальные ведьмы похожи на неё: кто-то ладит с даром лучше, развивает его, учится правильно применять, хитрит; иные не обладают особыми талантами, но могут запастись силой впрок и реже питаться от Источника. Но чтобы сделать что-то по-настоящему важное, что-то посильнее фокуса с напёрстками, нужно три, пять, дюжина или сотня ведьм! Только собравшись вместе, объединив силы, касаясь Источника, мы совсем немного, самую капельку приближались к тому, что подвластно тебе. Даже самые могущественные из нас нуждаются в подпитке, тянутся к волшебным токам.

– А я? Что не так со мной?

Матушка обвила меня мозолистыми, привычными к труду, руками:

– Обычная ведьма может прожить без Источника месяц. Может, два. Если не слишком много колдует. Самые старые и сильные из нас – полгода. Что не так с тобой, спрашиваешь? Милая, ты хоть раз в жизни от него питалась? Знаешь, где находится хоть один?

– Сила проснулась совсем недавно, – попыталась невесть за что оправдаться я.

– И, полагаю, бурлит в тебе, как вышедшая из берегов река? Вирке, милая, ты не просто можешь жить без Источника; ты и есть Источник. Равноденствие – две точки года, весеннее и осеннее, отмечающие начало и конец, высшую точку силы и час беззащитности Богини. Вы и есть эти точки. Вы – наши защитники, наше спасение, наше оружие. Наша самая большая ценность и чистейшее порождение магии.

Я нехотя выпуталась из завораживающе приятных объятий:

– Я – не ценность! Не вещь! Меня нельзя запереть в сундуке… или в ковене и превратить в гоблинову свечу, у которой вы будете греться!

Иона мирно скрестила руки, больше не пытаясь дотянуться до меня:

– Свеча? Я бы, скорее, назвала тебя неистовым пламенем, пожаром, способным дотла спалить всё на своём пути. Я не держу тебя, милая. Ты – дар Богини для всех нас, для всего мира. Разве кто-то посмеет стать на пути лесного пожара?

Я медленно подошла к окну и уставилась в темноту, жалея, что не могу нырнуть в неё, как в спасительное незнание. А ночь оказалась совсем не такой беспросветной, как думалось: деревья здоровались друг с другом, скинув усталость дневной жары, играли, перекидывая надкусанный с краю лунный диск, касались одно другого облитыми серебром ветвями; светлячки заспанными звёздами метались, перескакивая с одного порыва ветра на другой; хмель шелестел, шептал, убаюкивал, удивлённый, что мир вокруг оживает, а не прячется при виде наползающего мрака. Ночь звала, манила, умоляла упасть в её объятия. И казалась такой заманчивой!

– И этот пожар, – молодой светлячок с другой стороны окна никак не мог понять, почему животик не горит так же сильно, как у остальных жучков. Он вспыхивал ярко-ярко и тут же снова гас, не умея удержать ровный спокойный свет, метался, ударяясь о тонкую границу, не понимал, нужно ли её вообще преодолевать, но старался, бился и горел, горел, горел, не в силах прекратить ненужную никому пытку. – Этот пожар может спалить кого-то ещё?

– Он может спалить всех, – матушка расплела собственную косу, сверху-вниз провела гребнем по невозможным, льняным, густым прядям. – Каждого врага, – ещё одно движение, уже скорее. – Каждого предателя, – вжих! – Слабака, – вжих! Вжих! – Или струсившего друга. Твоё пламя спалит всех.

– А если я не хочу? – я развернулась, подскочила, требовательно поймала покрытую мелкими морщинками мягкую руку. – Как это контролировать? Как превратить пожар в камин?