Я читала истории женщин про абьюз и харассмент по тэгу #МеТоо и размышляла о том, как много страданий из-за Разделов VII и IX прошли незамеченными. Были ли такие индустрии, как Голливуд, научное сообщество, федеральное правительство и Нью-Йорк, действительно открыты для женщин? Конечно, сейчас нам не нужно просить разрешения у мужа, чтобы опубликовать свою книгу, как это когда-то делала Кумин, но, возможно, нам все еще нужны покровители или защитники, которые смогут поручиться в серьезности наших намерений и не позволят хищникам на нас напасть? Я листала Твиттер и думала о женщинах, которые боролись как безумные за то, чтобы наша страна была лучше, чем сейчас.
Не все сходства между современностью и 1960-1970-ми меня пугали; было и то, что воодушевляло. Когда я писала книгу, произошел подъем активистских движений: протесты
Кроме того, за последние несколько лет я видела много писательниц, вдохновившихся текстами Секстон, Кумин и Олсен. Исповедальная проза была повсюду. Я читала мемуары, эссе, опубликованные на женских сайтах, и автофишн, жанр, который намеренно размывает границы между вымыслом и биографией. По правде говоря, исповедальный жанр стал настолько популярным (а еще выгодным для сайтов), что, когда я закончила книгу, начался откат (в 2017 году два разных критика заявили, что жанр личных эссе себя исчерпал). Я также заметила, что в XXI веке появился новый виток в развитии литературы о жизни матерей: женщины описывали хаотичность материнства — как физическую, так и эмоциональную. Писали искренне, показывая всю многогранность своих переживаний. Элена Ферранте, Ривка Галчен, Шейла Хети, Меган О’Коннелл, Мэгги Нельсон описывали беременность, роды и воспитание детей в захватывающих художественных и научно-популярных произведениях. Их истории были неконсервативны: книга Галчен состояла из эпиграмм и была инновационна по своей форме, Нельсон же исследовала вопросы о гендере, гетеросексуальности и семье. Они не первые заговорили о материнстве через искусство, но, в отличие от Эквивалентов, их хорошо приняли критики, они стали успешными, их редко ругали за то, что они говорили о чем-то чересчур «личном», как это было с Секстон. Я думаю, Эквиваленты способствовали возникновению новой личной женской литературы — той литературы, которая пользуется сейчас популярностью у критиков.
Как историк, я старалась проникнуть в самую суть 60‐х и 70‐х годов, времени инноваций в литературе, времени гражданского активизма. Я читала книги, листала архивы, смотрела документальные фильмы. Я познакомилась с дочерью Свон, Джоанной Финк, побывала в галерее «Альфа», основанной Аланом Финком. Раньше она находилась по Ньюбери-стрит в Бэк-Бэй, в Бостоне, недалеко от здания, в котором Секстон брала первые уроки поэзии. Я прибыла на новое место в Саут-Энде Бостона холодным январским днем и до вечера проговорила с Джоанной о карьере ее матери, параллельно разглядывая картины Свон и ее друзей по Музейной школе.
Зимой 2017 года мы с другом навестили дочь Олсен, Джули, и ее мужа Роберта в Соквеле (штат Калифорния). Они живут в том же маленьком доме, где в последние годы жила и работала Олсен. Мой друг изучает историю прав трудящихся и организовывает профсоюзы. У нас с ним завязался непринужденный разговор с пожилой парой об истории трудящихся и о левых течениях в политике. Мы пили травяной чай и пытались разглядеть океан из окна на западе. Я чувствовала родство с Джули, которая также преподавала в вузе. Я надеялась, что по-своему смогу сделать свой небольшой вклад — как учительница, писательница и организаторка профсоюзов — и стану частью давней традиции фем-движения в этой стране.
Я знала, что женщины до меня — Полли Бантинг, Элис Уолкер и каждая из пяти Эквивалентов — в непростых условиях боролись за то, чтобы изменить свою жизнь и жизнь женщин, которых они знали и любили. Я думаю, их главное открытие в том, что творческая и интеллектуальная жизнь женщины определяется материальным, и материальное должно измениться, если женщины хотят быть художницами, писательницами, матерями, кем бы им ни заблагорассудилось. Женщины, посвятившие себя феминизму, как Олсен, отказались сдаваться, даже когда фракционность и негативная реакция критики вытеснили феминистское движение из мейнстрима.