Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя...

Делаю попытку удержать его от необдуманного шага, грозящегося поставить жирную точку на нашей дружбе. Не приятельстве, а именно дружбе, закалённой и проверенной годами. Ещё на первом курсе, как встали спина к спине, так и держались всё время вместе. Он — непонятно откуда взявшийся сын Максима Орлова, и я — признанный отцом всего два года назад, после того, как три предыдущие жены не подарили наследников и пришлось перенести операцию, лишающую окончательно этой возможности.

Он всегда поддерживал материально нас с матерью, создав неплохие условия для жизни, но принять и участвовать в моём воспитании отказывался до последнего. Выгнав последнюю жену, Влад Коберник решил поиграть в папочку. Перевёз нас в свой дворец, расписался с мамой, официально усыновил меня, обсыпав с излишком всевозможными благами.

Как бы он не старался, я так и остался в высшем обществе подкидышем, человеком второго сорта, как и Яр. Взрослые мило улыбались, льстили, обгладывая кости за спиной, а их детишки, золотые выродки, решили с первого дня указать нам наше место. Именно тогда Яр, не задумываясь, прижался ко мне спиной и выставил вперёд кулаки. Подготовка у него была значительно лучше, но я тоже был не фуфло.

Своё мы получили, я потом ссался кровью две недели, а Яр не чувствовал запахов и вкуса еды, но и наваляли от души. Сначала золотые уроды получили от нас, затем от своих папенек, после финансового вмешательства моего отца. От нас отстали, пытались через некоторое время завязать дружбу, но главное из этого всего то, что мы с Яром нашли друг друга. Звучит, как голубые сопли, но это не про нас. Мы всегда трахали только баб, много, качественно и с удовольствием. Нередко, вместе укатывали одну, или сразу трёх, устраивая групповушку. Почему бы нет, если за пазухой родительские деньги и неограниченная свобода.

Наркоту обходили стороной, пресекая все попытки принести это дерьмо в нашу тусу, а бухнуть до спиралей в глазах — это пожалуйста. На этой теме не раз устраивали погром и сбивали костяшки на кулаках, потом трезвели, выговаривали друг дружке претензии, переходили к лёгкому спаррингу, похмелялись и дальше по кругу, но до серьёзного мордобоя, заставляющего трещать по швам нашу дружбу, ещё не доходило.

Яр ничего не отвечает, разворачивается и идёт в тёмный коридор, ориентируясь на таблички «запасной выход». Ледяная изморозь дерёт лицо, промозглый ветер раздувает парусом рубашку, фонарь на стене противно скрипит от потоков круговерти.

— Отличное место, бро, — поддеваю его.

— Отличное для чего? — выгибает бровь, потирая большим пальцем подбородок.

— Для похорон, — ухмыляюсь, продирая между пальцами пряди волос.

— Кого собрался хоронить? — всё ещё не понимает меня Яр.

— Не я. Ты, — сжимаю кулаки и выдерживаю паузу. — Именно ты пытаешься похоронить дружбу в этом зассаном закутке.

— Кажется, ты вырыл для неё яму ещё там, на танцполе, — зло цедит Яр, пригибая голову и становясь в стойку.

— Тем, что поцеловал Алю? — недоумеваю.

— Тем, что сделал это при мне, — выплёвывает и наносит первый удар в челюсть. Сдерживает силу, потому что, знаю, может бить значительно сильнее.

— Думаешь, вокруг неё надо наворачивать круги? Садится на расстоянии в полметра и радоваться, что её юбка касается стрелки на брюках? Млеть от возможности подержаться за край перчатки на конце пальчика? Совсем рехнулся? Забыл, как обхаживать баб? Как соблазнять их? Разводить на секс?

Не отвечаю на затрещину, стараюсь всё ещё разрулить без большой крови, надеюсь достучаться до его разума, подтолкнуть к трезвой оценке ситуации.

— Она не баба, и разводить на секс ты её не будешь, — прёт, как бык на красную тряпку.

— Я собираюсь жениться на ней и состряпать парочку отпрысков. Подскажешь, как можно их сделать без секса? — нарываюсь и получаю скользящий прокат по скуле.

— Так и собираешься стоять? Защищайся! Отвечай! — хватает за грудки и трясёт, как грушу под аккомпанемент рвущейся звонким треском рубашки.

— Не буду, бро, — спокойно произношу. — Для меня дружба с тобой не пустое слово. А друзей я не бью.

— Уверен, что мы всё ещё друзья? — смеётся Яр.

— Уверен. Ты, кажется, говорил про противоборство, предлагал честное соперничество. А сейчас? Решил кулаками помахать, показать силу, принудить отступить?

До него начинает доходить абсурд происходящего, взгляд трезвеет, радужка светлеет, затягивая жажду мести. Он делает шаг назад, задирает голову, подставляя лицо под усилившийся ледяной дождь.

— Я не провоцирую тебя, ты не провоцируешь меня, — наконец произносит Яр. — Никакого секса до окончательного выбора. Если Алёна выбирает тебя, говоришь сразу мне, и я устраняюсь с вашего горизонта. Те же условия в отношении тебя. Как только Аля примет решение, дружба между нами кончиться, если конечно, один не отступит сам, увлёкшись другой.

— Согласен, — протягиваю ему руку. Яр жмёт, подкрепляя соглашение, и скрывается за дверью, возвращаясь в клуб, а я скалюсь в грязное небо, ловя губами крупинки льда.