Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя...

Как же так получилось? Одна маленькая девочка с непомерной строптивостью смогла свести с ума двух нехилых мужиков, трахающих совсем недавно всё что движется, или, хотя бы, пьяно трепыхается. Смешно. Можно иметь сколько угодно баб, вертеть ими, управлять, а затем пропасть в прозрачной глади горных озёр. Чувствую себя долбанным поэтом, но о её глазах только так, без пошлых слов, с придыханием, вставая на колени и низко кланяясь в землю. А после преклонения, саму поставить на колени, ворваться в нежную плоть и трахать долго, с надрывом, вдалбливая свою волю, накрутив волосы на кулак, издавая звериный рык, отбивая яйца в мощном шлепке, и метить все дырки своей спермой.

От этих ярких картинок член встаёт колом, яйца опухают, а руки сами тянуться к ширинке. Одёргиваю себя. Совсем рехнулся. Чуть не подрочил под скрипящим фонарём на камеру, висящую в углу. Ржу, сгибаясь пополам и укладывая поудобнее хозяйство. Парадокс. Альке присунуть не могу, на других не тянет. Придётся гонять красавчика рукой, как только доеду до дома, или, хотя бы, доберусь до туалета.

Глава 12

Алёна

Я сбегаю от этого поцелуя, наполнившего меня нестерпимым жаром, от этого взгляда, вывернувшего душу наизнанку. Бегу в темноту технического коридора, туда, где можно спрятаться от самой себя. Что это за грязь, засевшая внутри, заставляющая хотеть сразу двоих парней? Что это за горький привкус предательства по отношению к Яру, скопившийся вязкой слюной на языке?

Влетаю в туалет для персонала, проворачиваю задвижку и включаю напор ледяной воды. Тру щёки, полощу рот, брызгаю на шею, но жар не отступает, затопляя каждую клеточку тела. Кому скажи… Господи. Да о чём я? О таком не говорят. Такое закапывают поглубже, выдирают с корнем, заливают кислотой.

Сколько я здесь? Пять минут? Десять? Мои руки немеют от ледяного потока из крана, мой мозг охватывает пульсирующая заморозка, моё сердце разрывается на сотню маленьких кусочков. Готова умчаться на край света, лишь бы сбежать от обрушившейся черноты.

Подпрыгиваю от вибрации в заднем кармане, осматриваюсь в поиске бумажных полотенец, дёргаю одно за другим, роняя на пол трясущимися пальцами.

— Соберись, тряпка. Соберись, — рычу охрипшим голосом, совсем не узнавая его, не узнавая себя. Чужие эмоции, чужие чувства, чужие желания.

«Где потерялась, подруга? Пропустишь самое веселье»

Смс от Варьки возвращает на бренную землю, заставляет выключить воду и тащить задницу обратно в зал. Тащу и думаю только об дном. Как буду смотреть Яру в глаза? Как вести себя с Ником? Выбираюсь на свет, врезаюсь в беснующую толпу, дёргающуюся под динамичные звуки со сцены. Затягивающая мелодия, красиво наложенный текст, если не заморачиваться с переводом. Но это прыгающие в алкогольном угаре не заморачиваются, а я, как назло, пытаюсь найти смысл в словах песни. Его нет. Бестолковый счёт, бесполезный набор фраз, такие же, каким стал мой вечер.

Облегчённо выдыхаю, не увидев среди компании Яра с Ником. От облегчения хватаю чью-то стопку с текилой, отправляю одним глотком, выискиваю глазами очередной допинг. Напиться, забыться, воспарить в небесах. На третьей стопке улыбаюсь Варе, флиртующей с Яром, скалюсь Нику, сидящему напротив, ощущаю необыкновенную лёгкость и ласкающую эйфорию, пьянящую свободу.

Дальше количество и качество не имеет значение. Не задумываюсь о том, как доберусь домой, как хреново будет завтра, как от стыда начну сгорать, просто закидываюсь, стремясь продлить беззаботное, обманное счастье. Варька громко смеётся, практически пожирает Ярослава, ещё сантиметров десять, и сможет оседлать его, а я всё заполняю себя градусной радостью. Смотрю на них и заполняю. Смотрю…

Взмах ресницами, секундная темнота, яркий свет, бьющий по глазам. Двигаюсь плавно, оглаживаю бёдра, обхватываю шест и кручусь вокруг него. Невесомость, выросшие крылья за спиной, полный отрыв.

— Давай, красотка! Раздевайся! Покажи свои сиськи! — скандируют из зала, а я, как дура, тяну край кофты вверх.

— Совсем охренела, пьянь, — рычит Ярослав, скручивает при всех на сцене, забрасывает на плечо и куда-то несёт.

Перед моими глазами его крепкие ягодицы, обтянутые тонкой джинсой, аппетитно напрягаются в процессе ходьбы. Вытягиваю шею, тянусь челюстью к мускулистой плоти, хочу сомкнуть зубы и откусить кусок, закашливаюсь от подступившей тошноты.

— Яр. Она, кажется, собирается блевать. Сворачивай к туалетам, — сквозь гул в ушах продирается голос Ника.

Чёрт. Яр склоняет меня над вонью унитаза, собирает волосы в кулак, удерживает за них, не давая упасть. Жёсткие пальцы цепляются в подбородок, сдавливают скулы, заставляют открыть рот, пролезают внутрь, нажимая на корень языка. Отвратительные звуки, отвратительное зрелище, отвратительно, что они видят это всё, что они сами спровоцировали это.