Парни из здешних старожилов заранее облазали окрестные руины. Вроде, всё было чисто: ни засад в укромных местечках, ни стрелков на верхотуре; на нужных точках теперь стояли на шухере наши ребята-"служивые", порой в открытую пялясь на таких же дозорных противника. Но ощущение неизбежного подвоха поселилось в животе ледяной глыбой и уходить не хотело.
Полдня накануне Кот вымучивал нас дрессурой, пока не загонял до полного "не могу". В числе прочего — заставил буквально зазубрить несколько схем тутошних коммуникаций; уж не знаю, где он их раздобыл. Теперь, если придётся спешно драпать, — мы хотя бы представляли, куда; один из таких путей лежал через канализационный колодец, находившийся прямо за нашими спинами.
Лейтенант взял на встречу свой лучемёт, спрятав его в специальной петле под одеждой — если не понадобится доставать, то никто и не узнает, что он там был.
Мы сидели и ждали назначенного времени.
— Я думаю, у них дофига лучемётов, — вздохнул Полоз. — С десяток, не меньше.
— Пусть бы это и оказалась вся их хитрость, — оскалился Кот. — Ой, пусть бы.
— Положат нас здесь.
— Не кани. Как я стреляю — вы все знаете. Как они стреляют — я видал. Но засветить огнестрел они должны первыми. Поняли, парни?
— Это что ж, мы с одним железом на лучемёты попрёмся?
— Кому непонятливому повторить? — зашипел Кот. — Стреляют они первыми! Ваше дело — слушать меня! И падать, как скажу. Не бегать, не стрематься, а падать. Я вас зря учил?
— Да поняли мы, Кот.
— Кто запсихует — пристрелю лично, усекли?
— Да всё уж сколько раз перетёрто, — проворчал Студень.
— И не пяльтесь на лучи, ослепит. Каланча, тебе особо.
У Каланчи было припрятано наше секретное оружие — несколько газовых гранат.
— Всё ништяк, парни.
Последние минуты упали одна за одной, как капельки воды в часах-перевёртышах.
— Пошли!
Мы встали.
Над противоположной стеной показались головы наших противников.
Практически одновременно обе группы перемахнули барьер.
Двинулись на сближение…
И вот тут-то всё понеслось к чертям в ад.
***
Я не запомнил, что прозвучало раньше: отчаянный вопль паренька-дозорного, ошеломляющий вой одномоментно врубленных квадросирен или дикий визг множества тормозящих тяжёлые туши бронекаров покрышек. Просто неожиданно нам на головы рухнула, разорвав воздух, оглушительная какофония. И тут же вспыхнули прожектора.
— Шухер! — надрывался дозорный. — Легавые!
— Назад! — орал сориентировавшийся первым Кот. — За стену! Уходим в люк!
— Всем сложить оружие! — прорезался сквозь сирены многократно усиленный аппаратурой голос. — Выходить с поднятыми руками! Всем сложить оружие!
Со стороны "северных" ударил первый лучемётный залп. Ударил по полицейским.
Легавые ответили огнём.
— Сложить оружие! — гремело над площадкой.
Мы сигали через стену, едва не ломая ноги на сколотых бетонных глыбах, падали в укрытие.
— Ты! Открывай люк! — рявкал Кот. — Ты! Пригнись, дубина! Все здесь? В люк по одному! Спокойно, парни! Не высовываться! По одному, я сказал! — звонкая затрещина опередила торопыгу. — По одному!
Пару раз противно не то свистнуло, не то визгнуло; я понял, что это было, только когда перед позициями "северных" вспухло облачко газа. Легавые запулили гранаты из подствольников. То ли газовки не достигли цели, то ли наши противники запаслись масками — по крайней мере, огонь продолжался.
Между "северными" и полицией уже шла ожесточённая перестрелка.
И в этот момент на краю площадки появился человек. Он шёл странной, дёргающейся походкой, словно бы каждая рука и нога у него, каждая часть тела жила собственной, не согласующейся с остальными частями жизнью; он делал пару шагов, отступал назад, наклонялся, будто готовясь упасть, пошатывался, снова шагал, медленно, но неотвратимо продвигаясь к центру.
Кто хоть раз в жизни видел такую походку, не забудет её никогда.
По площадке двигался бывший нейродрайвер.
— Глянь-ка, Весёлый Джо выполз, — прошептал кто-то. — И куда он только прётся?
Шёл он прямо туда, где воздух прошивали ослепительно голубые вспышки лучемётного огня.
На какой-то страшный миг мне показалось, что там, под безжалостным светом прожекторов и трассирующими разрядами лучемётов, идёт, вихляясь и словно бы пританцовывая, Роман…
Я даже не понял, в какой момент сорвался с места. Не помню, как перескочил через стену. Я не принимал такого решения, точно; опомнился уже на бегу. Вот вроде бы только что жался в укрытии за бетонной грядой — и вот несусь по площадке, дикими прыжками кидаясь из стороны в сторону, а вокруг беззвучно вспыхивают и гаснут голубые молнии. Кажется, что я почти не касаюсь ногами земли; я рвусь к странной фигуре, пляшущей посреди площадки, как марионетка на верёвочках у пьяного кукловода.
Уж не знаю, бог или чёрт меня хранил. Я представлял собой великолепную мишень для обеих недружественных сторон, кожей ощущал жадно ползущие перекрестья прицелов — и не получил даже пустякового ожога. Я уже почти добежал, когда зацепился ногой за перекрученную арматурину, вылезшую из бетона, и потерял равновесие. Мне не хватило каких-то сантиметров, чтобы, падая на асфальт, увлечь за собой Джо.