Разбег

— Чары-ага, примите наше сочувствие… Мы знали, что этим кончится. Смиритесь и плюньте на них.

— На кого это «на них»?

— Ай, мало ли таких, которые стоят поперек дороги. Сами не живут и другим житья не дают. Мы хотели бы назвать знакомое вам имя — Бабаораз.

— С чем пожаловали, Куванч-бай? — Чары-ага насупился, захотелось ему поскорее отделаться от этих непрошеных гостей.

— Вот ты опять за свое, Чары. Не успели зайти к тебе, ты сразу зубы показываешь, — легонько пожурил его Куванч-бай. — Вспомни, сколько я учил тебя в молодости, чтобы не высовывал ты свой длинный язык и не потрясал над головой кулаками. Учил я тебя, да, оказалось, недоучил. Раньше царя и его заступников ругал, а теперь с голоштанными босяками ссоришься…

— Нельзя ли покороче, уважаемый! — Чары-ага, сдерживая ненависть к Куванч-баю, рот в ухмылке скривил, глаза презрительно сощурил.

— Все короткое не достает до всякого ума, — также ухмыльнулся бай. — Наберись терпения, выслушай нас, Чары-джан. Кроме добра, мы тебе ничего другого не желаем.

Прихвостни Куванч-бая, сидевшие рядом, тоже принялись уговаривать Чары-агу, чтобы не задирался: пусть проклянет их аллах, если они сюда пришли с дурными намерениями. Чары-ага возражать не стал, и Куванч-бай менторским тоном начал:

— Чары-джан, в двух-трех словах я попытаюсь тебе сказать о сущности нашего мироздания, сотворенного аллахом. Аллах сотворил сушу, воду и небо. Сам поселился на небе, а землю отдал живым существам. Но прежде, чем отдать им воду и землю, он каждого наделил обликом и характером. Льву аллах пожаловал сильные клыки и такой же сильный характер. Тигру — клыки и ярость. Обезьяне — кривую морду и красный зад. Людей всевышний слепил по своему подобию, но дал им всем разный разум и разные характеры. Спокойствие и ум сделали одного царем, другого — ханом, третьего — баем. Недостаток ума и строптивость породили рабов, разбойников и революционеров. Прости меня за прямоту, но ты относишься именно к этим.

— Покинь мою кибитку! — едва сдерживая ярость, попросил Чары-ага. От негодования он встал и указал резким жестом на выход.

— Не спеши, Чары-джан, дай высказаться, — как ни в чем не бывало сказал Куванч-бай. — Ты в конце концов должен попять, что человек сотворен аллахом, и все человеческие поступки управляются аллахом. В мире начался беспорядок от того, что нашлись люди которые отказались от естества, данного всевышним, и начали жить по самовольным законам. Глупый захотел быть умным, бедный — богатым, строптивый — благородным. Что из этого получается, видно на тебе, Чары-хан. Строптивость твоя, когда ты не имел власти, раздражала меня и земляков наших. А теперь, когда ты захотел жить по самовольным законам и захватить власть, — строптивость твоя пришлась не по вкусу всему миру. Тебя не уважают ни старые мудрые люди, ни большевики…

— Вон отсюда! — вскричал Чары-ага и сбросил с плеча тулуп. — Вон, проклятый эксплуататор!

Гневный крик Чары-аги опять не пронял и даже не потревожил Куванч-бая. Он как сидел, так и остался на месте. А люди его встали, окружили Чары-агу, усадили на место.

— Сядь, сядь, хозяин, зачем кричишь…

— Чары-ага, бай-ага в самом деле прав, называя тебя строптивцем. Разве так принимают гостей!

— Успокойся, Чары-ага, еще не все потеряно. Мы не дадим волкам заблудшую овцу, мы вернем ее в наше стадо.

— Да, Чары-ага, мы надежные чабана… Садись, дослушай поющего до конца.

Куванч-бай выждал, пока Чары-ага сядет, и деловито положил к ногам его сверток.

— Вот, Чары, возьми на первый случаи деньги… Тут тебе хватит на несколько лет. Паши, сей хлопок, но только не хватайся за винтовку, за саблю, да и конторские бумаги тебе ни к чему. А если не нравится батрацкая доля — поезжай в пески к нашим людям. Там простят тебе все твои заблуждения… Там в непреклонных, как ты, очень нуждаются…

— Вон отсюда, сволочь! — вновь вскричал Чары-ага и швырнул сверток в лицо Куванч-баю. Вскочив, он ударил бая ногой в живот, тот повалился на спину. Но остальные гости навалились на Чары-агу и принялись избивать, нанося удары по лицу, голове, по животу. Чары-ага отмахивался, как мог, кричал, матерился. Мощный его голос привлек внимание Бике и обоих дочек. Жена и без того украдкой наблюдала, что там происходит в кибитке, а тут, когда пошла потасовка, Бике-джан заголосила на весь аул:

— Люди, спасите, убивают! Ой, люди добрые, спасите!

Крики женщины напугали Куванч-бая и его приспешников — пока аульчане собирались на помощь, непрошенные гости торопливо покинули кибитку бывшего председателя «Кошчи».

Спустя месяц после этого примечательного в жизни Чары-аги события, он сидел во дворе Каюмовых, на тахте, и рассказывал Ратху о своих злоключениях. Рассказал во всех подробностях, с чего началось и чем кончилось, спросил, потупившись, как ему дальше жить и быть. Ратх, пока его гость энергично размахивал руками и выкрикивал проклятия, терпеливо молчал. Но как только Чары-ага излил весь свой гнев, бросил резко: