Юра заглянул в кабинеты, перекинулся несколькими фразами с секретаршей и отправился на базу. Через час он уже сидел в кабине грузовика с шофером из КРБ — блатным парнем Костей-Барбосом.
От Кости попахивало перегаром, и Юра недовольно поморщился.
— Реагент на сто пятую завез? — спросил Юра.
— Порядок, начальник — какой может быть разговор! И реагент, и цемент, и всякую бяку еще до праздника перебросил. Но знаешь, начальник, хлопцы с той буровой бают, что напрасный труд — воткнулись на тысячу с лишним метров, а никаких признаков. Долота крошатся, а нефтью и не пахнет. Укатают тебя, товарищ Каюмов, за обман.
— Какой еще обман?! — обозлился Юра. — Ты болтай, да знай чего говоришь!
— Не знаю, какой там обман, но пустышку тянете: нет там на глубине никакой нефти. А если нет — значит, обман. Вы же — инженер КРБ, вы должны были знать, есть или нет.
— Ладно, кончай трепаться. Три года у нас работаешь, а ничего не усвоил. Только бы тебе пожрать да выпить.
— И к бабе заглянуть, — подсказал Костя-Барбос.
— Вот-вот. — Юра отвернулся и стал смотреть на железнодорожную колею.
«Черт возьми, — вновь подумал он, вспомнив Иргизова. — До вчерашнего дня я даже не знал, да и никогда не задумывался, кем и когда была построена эта железная дорога на Вышку. А тут, на этом песчано-солончаковом участке столько всякого было, что нарочно не придумаешь. Оказывается, еще в 1887 году протянули узкоколейку от станции Бала-Ишем до Нефте-Дага. Надо же! Еще в конце прошлого века катились вагончики и платформы по дороге Дековиля, и тянули их лошади. Кучера сидели на козлах, погоняли лошадей, а в вагонах и на платформах лежал всяческий материал и оборудование!»
Юре захотелось блеснуть своей эрудицией, а он вновь повернулся к шоферу.
— Слушай, Костя, тебе не кажется, что ты слишком увлекаешься не тем, чем надо? Водка у тебя на уме, женщины?
— А что еще, начальник, надо для простого пролетария? — шофёр скептически ухмыльнулся. — Книжки что ли прикажете читать?
— Книжки — в первую очередь. Но если, скажем, тебе лень читать, мог бы устно интересоваться. Ну вот хотя бы эта железнодорожная ветка! Как ты думаешь, когда ее протянули?
— Да говорят, когда двенадцатая и тринадцатая вышки фонтаны дали, — не очень уверенно отозвался шофер.
— В ту пору только реконструировали дорогу — так наверное. А существует она с прошлого века. Еще агенты Нобеля пытались тут открыть большую нефть. Потоптались, поковырялись на малой глубине и решили — дело бесперспективное. Стали добывать нефть колодезным способом из верхних пород, а потом, когда нефть там истощилась, перешли на добычу кира. Ну, сам знаешь, кир — не та нефть, в которой нуждается промышленность. Отвалили от Нефте-Дата агентики, поняв, что основные, промышленные запасы лежат глубоко в земле, и начали поговаривать о том, что надо сдать Нефте-Даг в концессию иностранцам. А тут — революция и гражданская воина. Туркестан тоже был охвачен огнем классовых битв и сражений. В двадцатом, когда наши красные полки взяли Казанджик, Айдын и Бала-Ишем, пришла телеграмма от Ленина насчет Нефте-Дага и Челекена. Время было сложное. Бакинские промыслы держала в руках контрреволюция, а Москва, Петроград и другие города России очень нуждались в нефти. Заводы, фабрики, электростанции, сам знаешь, без нефти работать не могут. Двинулись наши на Челекен и сюда, к нынешней Вышке. Вот по этой дороге скакали эскадроны и тянули за собой гаубицы. После трехчасового обстрела Нефте-Дага белогвардейцы бежали…
— А дальше что? — заинтересовался парень.
— А дальше, как говорится, новая страница. Сначала мы добывали кир, а потом появились в советской науке крупные ученые. Ферсман приехал — серу в Заунгузье открыл. Губкин наведался на Нефте-Даг — обследовал нефтеносные площади, сказал авторитетно: есть на глубине в кровле красноцвета и ниже залегающих пластов большая нефть. Некоторые специалисты с ним не согласились. Спор зашел. В споре, как говорится, рождается истина, но не только. На горячих углях ученого спора решили погреть руки враги Советской власти. Вновь пошли толки о концессиях, началась бесхозяйственность. Кое-кого прижали к ногтю, и не только здесь у нас, но и на железной дороге, в Гаурдаке, на Ташаузском хлопкоочистительном заводе. Ну, а что касается глубинной нефти, то так… Двенадцатая скважина за декаду выбросила тридцать тысяч тонн нефти, а через год — тринадцатая — семь тысяч тонн в сутки…
— Вообще-то, конечно, солидно, — согласился Костя.
— А ты говоришь — водка да бабы, — вновь поддел его Юра.
— Так ведь, одно другому не метает, товарищ начальник!