Они встречались, две женщины, разительно непохожие друг на друга внешне. Худая до изнеможения, блеклая Жанна, которая походила на всех святых мучениц разом, и низенькая пышнотелая Екатерина. Они улыбались друг другу, заверяя в вечной дружбе, и уязвляли словами, не имея причинить иного вреда.
И Жанна мечтала о дне, когда сил ее будет довольно, чтобы изничтожить и Екатерину, и всех католиков. Екатерина думала о том же, правда, уже касаемо самой королевы Наваррской и драгоценного ее сынка, как и всех еретиков-гугенотов…
Впрочем, Маргарита мало задумывалась о том. Политика вообще представлялась ей делом крайне скучным, запутанным. Да и хватало ей малого, любви де Гиза, который продолжал говорить о ней, пусть и дарил эту любовь не одной Маргарите, впрочем, и она сама не была верна ему.
Верность – почти так же сложно, как и политика…
– Мне жаль это говорить, – произнес он однажды голосом, преисполненным печали, – однако ваша матушка настаивает на моем браке…
– С кем?
Сердце заледенело, впрочем, ненадолго. Уж очень было оно непостоянным, это сердце, и Маргарита привыкла к переменчивому нраву его.
– Разве это имеет значение? Не с тобой, душа моя…
Маргарита вздохнула, она все еще надеялась, что матушка образумится. Гизы богаты, едва ли не более богаты, чем сама королевская семья. Знатны.
И связи их бессчетны… и разве этого недостаточно?
– Мне придется уехать. – Генрих поцеловал руку Маргариты. – Но и в отъезде я буду помнить о вас… я буду помнить о вас вечно.
Солгал.
Но тогда Маргарита искренне поверила, что слова его – правда. И разве не так надлежит делать, когда злая судьба в лице матушки-королевы разлучает возлюбленных?
– Я тоже буду помнить о вас, – пообещала она, почти не сомневаясь, что сдержит обещание.
А в скором времени, когда де Гиз и вправду покинул королевский двор, Екатерина, призвав дочь к себе, объявила собственную волю.
– Он же… он… – Маргарита была удивлена, поскольку, пусть дорогой Эркюль и говорил о возможности этого брака, но она не верила.
Уж слишком сильна была ненависть матушки к Жанне.
Вдовствующая королева, которая терпеть не могла, когда ей перечили, нахмурилась.
– Он не католик! – Маргарита сложила руки на груди. – Матушка… вы же не хотите, чтобы я изменила вере своих отцов… чтобы душа моя была проклята…
К будущей свекрови своей, которая, говоря по правде, внушала Маргарите несказанный ужас одним своим видом, она обратилась куда как вежливей.