Разбитое сердце королевы Марго

– Я вас знаю, – сказал очередной ее кавалер, появившийся при дворе недавно, но Маргарита довольно уже слышала о нем, чтобы влюбиться. Что поделать, влюблялась она легко, к вящей ярости Эдуарда, не способного ничего-то с этой любовью поделать.

Он, глупец этакий, вздумал Маргариту сторожить.

И приставил к ее покоям верных своих людей, чтобы убивали всех мужчин, которые выйдут ночью… ну или войдут. Маргарита не уточняла. Узнав об этакой глупости, она лишь посмеялась: в ее покои вело множество путей…

– И я знаю вас. – Она ослепительно улыбнулась де Гизу, который ответил на эту улыбку своей. Придворные дамы полагали ее безмерно очаровательной. – Вы тот несносный мальчишка, который отказался служить мне в Амбаузе…

– Неужели?! – притворно ужаснулся де Гиз. – А мне помнится, что это вы отвергли меня, предпочтя бедолагу…

Он сделал вид, будто забыл имя. А Маргарита не стала напоминать. Ее верный паж, ее тень, которая уже тогда питала ее своей любовью, погиб.

– Увы, он оставил меня. – Она вздохнула непритворно, поскольку вполне искренне горевала о том, что жизнь была так жестока. – Он был слишком хорош, чтобы Господь оставил его среди людей.

– К моей радости.

– Вы жестоки.

– Вы уже тогда узрели эту мою черту. – Де Гиз поклонился. – Увы, ничего не могу с собой поделать. Жестокость – часть меня… но и она может быть привлекательной.

Маргарита верила.

Он был весь привлекателен, высокий и статный, светловолосый, одновременно прекрасный, будто ангел Господень, и порочный. Ее влекло к нему, влекло неудержимо, как пожалуй, не влекло до сего дня ни к одному другому мужчине.

Еще немного, и она вовсе потеряет голову.

Так и случилось.

Это не было истинной любовью, не той, которую прославляют менестрели, рассказывая истории о чувствах возвышенных и прекрасных. Нет, эта была животная всепоглощающая страсть, которая заставила Маргариту отбросить всякую осторожность.

Карл смеялся:

– Смотри, сестренка, этак ты и про других забудешь. – И спеша утвердить собственную власть, брата над сестрой, короля над верною своей подданной, он целовал ее.

Маргарита отвечала.

И все же, даже в этом поцелуе не забыла о своем Генрихе.

Он был чудесен. И чем больше узнавала она его как мужчину и как человека, тем сильней проникалась симпатией. Он не ревновал Маргариту, не исходил злобой, как несчастный Эдуард, общества которого она теперь избегала. Он был неутомим и обладал большой фантазией.

А еще он говорил о любви.

– Ты чудесная девочка, – сказал он однажды. – И такая одинокая…

– Разве я одинока?