Разбитое сердце Матильды Кшесинской

–  Ты что, забыл, что мы здесь инкогнито?! – вскричал Джорджи. – Если узнают, кто в этом притоне был, газеты всего мира будут кричать о том, что наследник русского престола пытался изнасиловать японскую гейшу!

–  Надо уходить, – мрачно сказал Волков. – Господа, у кого из вас есть какие-нибудь деньги? Отдайте все этой матушке окии, да поскорей. Главное, чтобы она сейчас успокоилась. Завтра мы уходим в Оцу, и след наш смоет, так сказать, морской волной.

Ники и Джорджи вывернули карманы. Похоже, сумма произвела впечатление, потому что матушка окия так и замерла с выпученными глазами, мгновенно проглотив причитания. Перехватив завистливый взгляд переводчика, Джорджи схватил из кучи кредиток несколько, покрупней достоинством, сунул переводчику. Матушка окия было возмущенно вскинулась, но Волков погрозил ей внушительным кулаком, и она прикусила язык.

Ники наблюдал за всем этим, медленно трезвея, однако на ногах еще держался нетвердо.

–  Уходим, господа! – приказал Джорджи, подхватывая покачивающегося кузена под руку. – Волков, прикрывай тылы.

Волков с угрожающим видом уставился на японцев, однако они были слишком увлечены зрелищем разноцветных бумажек, которые разглядывала и разглаживала матушка окия. У гейш и маленькой майко жадно сверкали глазки.

Может быть, подумал Ники, бедная О-Мацу никогда в жизни не получит столько за свою пресловутую мидзуагэ. Во всяком случае, она уже продала ее один раз, если повезет, продаст и второй, а ведь далеко не каждой гейше так повезет!

Спустя некоторое время в дневнике Ники появилась следующая лаконичная и довольно уклончивая запись:

«Обитательницы чайных домиков – парчовые куклы в затканных золотом кимоно. Японская эротика – утонченнее и чувственнее грубых предложений любви на европейских улицах».

Эта фраза, как и многие другие, записанные в его дневнике, могла значить и бесконечно много, и ничего.

* * *

–  Я не понимаю, – с трудом проговорила Маля. – В это невозможно поверить…

–  Во что невозможно поверить? – улыбнулся Сергей. – Что Ники отдал такое распоряжение относительно тебя? Или что сделать это должен именно я? Но ведь перед отъездом он попросил меня присматривать за тобой. Вернее, не просто присматривать, а следить за каждым твоим шагом.

Маля вскинула на него глаза, стремительно заплывающие слезами. Так вот в чем причина его неустанного к ней внимания! А Юлия-то думала! А она-то решила!

Значит, Ники приставил к ней надсмотрщика. Уж и неведомо, радоваться тому, что он беспокоился о ней, или огорчаться, что не верил в ее любовь. А почему он должен был верить? Ни одного нежного слова между ними не было сказано, они не объяснялись, ничего друг другу не обещали. Возможно, там, за границей, он встречался с другими женщинами. Возможно, он успел забыть маленькую балерину…

Да нет, получается, не успел. Если написал Сергею… Но какая невероятная просьба! Все встало с ног на голову! Он просил Сергея приглядывать за Малей, чтобы быть уверенным в ее верности, но при этом требует, чтобы она изменила ему именно с Сергеем! Да возможно ли это?! Не выдумал ли все это Сергей?

Боже мой, да они просто-напросто играют ее сердцем, эти двое мужчин! Маля раньше сама играла сердцами своих поклонников, но только сейчас осознала, какую боль причиняет эта безобидная – ах нет, вовсе не безобидная! – забава.

–  Послушай, – сказал Сергей Михайлович тихо, – я вижу, у тебя все перепуталось в голове. Но ты пойми: Ники не зря просил присматривать за тобой именно меня. Он чувствовал, что я в тебя влюблен. И вот награда за мой искус. Мне нет дела до причин, по которым он решил соединить нас. Может быть, он сошел с ума. Может быть, им движут некие неведомые мне убедительные резоны. Может быть, он играет сам с собой в какую-то игру. Да что за беда, зачем мне знать это? Как бы ни сложилось, сегодня исполнится моя заветная мечта.

Он шагнул вперед, но Маля отпрянула.

Игрушка, игрушка… Нет! Она повернулась и бросилась к дверям.

–  Постой! – настиг ее крик Сергея. – Подумай о будущем! Если ты потеряешь его из-за своего непослушания, ты никогда, никогда не простишь себе этого. Я ведь знаю твое сердце. Будь ты драматической актрисой, ты могла бы великолепно сыграть Марину Мнишек. Помнишь, у Пушкина: «Не мнишь ли ты коленопреклоненьем, как девочке доверчивой и слабой, тщеславное мне сердце умилить? Ошибся, друг…» Но я не ошибаюсь на твой счет. И я люблю тебя вместе с твоим тщеславным сердцем. Я всегда мечтал, что ты будешь принадлежать мне. Вернется Ники – ты будешь с ним. Потом он покинет тебя, когда найдет себе жену, – и ты снова упадешь в мои объятия. Мне будет больно, я буду сходить с ума от ревности и все же стану благословлять свою судьбу и тебя за то, что ты есть в моей судьбе!

Маля смотрела на него во все глаза, пораженная силой страсти и самопожертвования, вернее, самоуничижения. Он не может говорить все это всерьез, он не может отвечать за свои слова! Хотя сейчас он во все это, конечно, верит…