Разбитое стекло

– Ты сейчас ослеплен чувствами и многого не хочешь понимать. Инна взрослая женщина, у нее есть дочь. Допустим, она ответила бы тебе взаимностью и у вас завязался бы роман. Ты захотел бы владеть ею безоговорочно и целиком, так ведь? Она не должна была бы встречаться с другими мужчинами, пока она с тобой. Ты бы предъявил на нее свои права и пользовался ими до тех пор, пока ваш роман не закончился бы. Сколько бы он продлился? Может быть, недолго. Ты удовлетворил бы свое желание, свое мужское любопытство, но когда оказалось бы, что на постели ваши общие интересы заканчиваются, тебе бы стало скучно. Потому что ты не смог бы привезти Инну на новогоднюю вечеринку к своим друзьям, а ее компания не подошла бы тебе. Постепенно вы оба поняли бы, что каждый из вас живет своей жизнью, и разбежались. Это один вариант развития событий. Но мог бы быть и другой. Вы могли бы полюбить друг друга по-настоящему, привязаться друг к другу. По-настоящему, понимаешь? И такие отношения могли бы растянуться на несколько лет. И с течением времени вы оба менялись бы. Ты бы взрослел, а она старела. Это неизбежно, так устроена жизнь. Она стала бы прятать от тебя целлюлит и морщины, тщательно закрашивать седину. Она бы раздражалась, когда тебе звонили бы незнакомые девушки, да и знакомые тоже. Тебя, в свою очередь, начала бы бесить ее ревность. В общем, подобный сюжет был прожит многими людьми, не такая уж это редкость. И когда-нибудь тебе захотелось бы настоящую семью, своих детей, молодую, сильную, здоровую девчонку. Ты стал бы тяготиться Инной, и у вас все развалилось бы. Можно не сомневаться, что ты встретил бы женщину своей мечты, женился бы, у тебя все было бы благополучно. А что ты оставил бы ей? Свои лучшие годы, последние из тех, когда она еще могла создать семью, она потратила бы на тебя. А после расставания с тобой у нее не осталось бы никаких шансов. Только одиночество и тоска. Ты считаешь, это честно? Так поступать с женщиной, которую ты любишь?

Мама была убийственно права. Не потребовалось долгих размышлений, чтобы понять это. Но отказаться от своей мечты мне казалось еще более убийственным. Невозможным. Невыносимым. Я хотел видеть Инну. Я не понимал, люблю ли я ее, пока не произнес это слово вслух. Но сказанное, такое круглое, выпуклое, оно выскочило из меня и сразу материализовалось. Стало чем-то осязаемым, что нельзя раздавить, сломать, спрятать или просто выбросить.

– Мам, пусть все идет своим путем, – выдавил я, – я ведь даже не знаю, нужен ли я ей. Скорее всего, нет. Так что мы просто говорим ни о чем.

– И такое очень может быть, – согласилась мама, – ты очень симпатичный мальчик, Владик, но для нее ты ребенок. Какая бы у тебя ни была фигура, как бы ни блестели твои глазки, но ты все-таки мальчик. Соблазнительный в своей мальчишеской красоте. Я даже не исключаю, что она любуется тобой, раз уж разрешает тебе гулять с ней и вообще проводит с тобой время. Но любоваться – это одно, а любить совсем другое. Ее отказ может тебя травмировать, так что сто раз подумай, прежде чем решиться. Ты постарайся…

– Не могу, ма, – остановил я ее, – не могу. Я ничего не могу с собой сделать. Пусть идет, как идет.

С этими словами я вышел из кухни, а мама, вздохнув, вернулась к своим делам. К окну в тот вечер я больше не подходил. Я понимал, что Инна наверняка встречается с какими-то мужчинами, я ведь не следил за ней неотступно. Не может быть, чтобы у нее никого не было. Иногда по вечерам окна ее квартиры оставались темными, мне хорошо было видно из кухни. И случалось это в выходные, когда девочку забирал к себе ее папаша. Значит, кто-то у Инны наверняка есть. Она молодая красивая женщина, ей нужен мужчина. Мама права.

Обдумав все это, я пришел к выводу, что все-таки смогу взять себя в руки. И что одна моя одногруппница, а именно Наташа Колесниченко, вполне достойная внимания девушка. Мысли о ней утянули меня в сон. А ранним утром я уже стоял под окнами Инны и пытался понять, ночевала ли она дома.

Шло время, я вспоминал то, что мама мне сказала, но больше всего меня тревожила не перспектива, которую она описывала. Так далеко в будущее я не заглядывал. Меня беспокоила возможность, скорее даже реальность отказа. Я не очень представлял себе, кто я глазах Инны Витальевны. Воспитанный соседский мальчик? Тайный (хотя какая уж тут тайна?) воздыхатель? Кто я? Что я?