Влад счел, что этим показным безразличием он продемонстрирует отцу, насколько призрачна и даже ничтожна его власть над ним. Но он ошибался. Они с отцом прекратили ссору, но Влад не мог прийти в себя от бешенства. И даже не потому, что наследство достанется какому-то проходимцу. Он знал, что и при таком раскладе не умрет с голоду, и вообще он действительно никогда не жаждал денег отца и не особенно на них рассчитывал. Но ему была глубоко отвратительна мысль о том, что отец строит из себя образец высокой нравственности, в то время когда якшается с этим… Влад не считал себя гомофобом. Пожалуйста, пусть кто угодно и с кем угодно, если взрослые и по обоюдному согласию! Так он думал, пока дело не коснулось его семьи. Оказалось, что быть толерантным по отношению к отцу трудно. Труднее, чем может показаться на первый взгляд. Особенно к такому непримиримому морализатору, как Альберт Безбородов. Макса Влад в тот момент так люто ненавидел, что даже не знал, как его охарактеризовать. Охотник за богатыми старичками? Проститутка мужского пола? Происходящее было так омерзительно и так непривычно для их семьи, что он не мог найти всему этому подходящего названия.
– Но почему вы решили, что, поработав с тормозами отцовского скутера, вы навредите именно Максу, а не отцу и не жене? – резонно спросил Илья.
– Об этом зашел разговор перед ужином, когда Юлия уже вернулась из города и все были в сборе. Макс стал восторженно лепетать о том, какие тут чудесные места и с каким удовольствием он с утра пораньше прокатится посмотреть, что там дальше, за бывшими карьерами.
– Вы понимаете, что ваше признание может быть истолковано, как признание в намерении убить Макса, как бишь его фамилия? Заборовского. Да, Максима Олеговича Заборовского.
– Я не собирался его убивать. Это смешно. Прочитайте внимательно заключение эксперта. Я лишь слегка повредил этот проклятый скутер. К тому же я знал, куда собирается Макс. Он хотел совершить маршрут по пересеченной местности, на этом участке разогнаться просто негде, он не смог бы здесь ехать на большой скорости. К тому же он физически хорошо развит. Максимальный вред, который он получил бы, – это расквасил бы свою смазливую морду. Может, сломал бы что-нибудь.
– Но это же детский сад, Влад! Вы взрослый и вроде бы вполне разумный человек.
– Я такой и есть, но вы не представляете себе, какие чувства владели мной в тот момент. Когда какой-то сопляк… и мой отец… Нет, я не могу об этом говорить.
– Я вас понимаю, – кивнул Илья, – но боюсь, что все это очень осложняет дело.
– Вы обязаны сообщить? Ну, о том, в чем я вам признался.
Илья вздохнул.
– Строго говоря, да. Если я бы получил доказательства, подтверждающие ваш поступок в ходе разыскных мероприятий, я был бы обязан. Но наша беседа носит частный характер. Во всяком случае, пока. Все было бы просто, если бы не исчезновение Юлии. Оно меняет все.
– Вы думаете, она села в то утро на этот злосчастный скутер?
– Я этого не исключаю. Хотя есть обстоятельство, которое мешает мне принять эту версию как единственную.
– Что за обстоятельство?
– Отсутствие тела. Если бы Юлия попала в аварию и упала с обрыва, мы должны были найти хоть какие-то следы ее падения. И тело, я думаю, уже обнаружили бы. Озеро очень спокойное, из него вытекает небольшой ручей. Ни мощных течений, ни стремнин здесь нет и в помине. Если Юлия погибла в аварии, ее тело должны были найти. Да и скутер имел бы более серьезные повреждения. Я, конечно, не криминалист, но все-таки бывший следователь. Скутер ехал на малой скорости, Юлию не должно было выбросить так, что она перелетела через него и упала с обрыва.
– Но ведь бывают всякие случаи, вдруг она испугалась, сделала какое-то неверное движение… Да и тела погибших, попавших в воду, находят не всегда.
– Бывает и такое, – согласился Илья, – и мне очень не хотелось бы, чтобы это был как раз такой случай. Тогда, Влад, вы будете виновны в смерти своей жены.
– Именно это и мучает меня с того самого момента, как она пропала. Что она – вторая женщина, которую я искренне любил и которая погибла по моей вине. Если это окажется так, я не смогу с этим жить.
На Влада жалко было смотреть. Таким раздавленным Илья его еще не видел. Раздраженным, мрачным, озлобленным – да, но не таким, как сейчас.
– Но ведь я позвал вас не только для того, чтобы рассказать о факте шантажа…
– Да, самое время вернуться к этой теме, – кивнул Илья, – у меня есть вопросы.
– А у меня – соображения.
– Я их выслушаю, но давайте все-таки начнем с вопросов. Снимок, на котором вы запечатлены возле скутера, сделан из дома, не так ли?
– Я думал об этом, проверял. Под таким ракурсом меня можно было снять либо из дома, либо со двора.
– Но посторонний человек не имеет доступа к той точке, с которой можно было сделать такую фотографию?
– Я проверял. Практически нет. Только если встать со стороны улицы между двумя туями. Они еще очень молодые, между ними есть зазор. Но тогда я должен был увидеть снимающего. По идее…
– Если он делал фото с близкого расстояния. А если нет?