Разбитое стекло

Аня волновалась. Ей дали билет в последний ряд, но вычислять подходящего зрителя она начала гораздо раньше. В очереди за поп-корном, в холле. Редко кто ходит в кинотеатр в одиночку, но у Грека компании быть не должно, и этим он должен выделяться в толпе зрителей, если только не придумал себе какое-то оригинальное прикрытие. Такую возможность Илья не исключал, но считал все-таки маловероятной. Скорее всего, он будет один. Публика уже расселась по своим местам, но ни одного подходящего кандидата Аня так и не засекла. Судя по последнему сообщению от Ильи, сыщик продвинулся не дальше. По левую руку от Ани сидел охранник в цивильном по имени Сережа, усиленно изображал роль кавалера. Илья устроился в соседнем ряду с девушкой из кассы «Апекса» и старательно хрустел поп-корном. Свет погас, но никого, даже отдаленно подходящего на роль Грека в маскараде, Илья так и не заметил. Неужели он ошибся и шантажист вовсе не Димитракис? От этой пронзительной мысли Илья мгновенно вспотел. Неужели вся логическая цепочка оказалась неверной? А почему он, собственно, решил, что Грек вообще причастен к исчезновению Юлии? Только потому, что тот нарушает правила дорожного движения, находясь с Юлией в одном городе? А звонки Юлии на «левый» телефон, купленный на имя дочери Марины Новиковой, близкой подруги сестры Грека? Почему он решил, что они могут быть основанием для подозрений? А если все объясняется гораздо проще? Если Юлия после долгой разлуки встретилась со своим первым мужем и между ними вспыхнули прежние чувства? А что, если Агата Минкис просто-напросто помогала своему брату соблюдать тайну любовной связи с бывшей женой? Почему он не подумал об этом раньше? Почему не счел адюльтер достаточно веской причиной для соблюдения этой телефонной конспирации? Ведь, если вдуматься, у Юлии Донич не имелось никаких видимых причин сбегать от своего мужа. От этих мыслей Илье стало совсем нехорошо. Слишком давно у него не было сыщицких неудач. Он просто-напросто зарвался, счел, что его интуиция весит не меньше фактов и улик. Но даже если она никогда его не подводила, кто сказал, что так будет всегда? Какие у него основания считать себя непогрешимым? Провал версии с Греком означал, что он подведет человека, который ему доверился. И это в лучшем случае. В худшем Юлия Донич действительно может быть в серьезной опасности, но только его расчет оказался неверным, и тогда настоящий преступник может избавиться от нее, как от опасного и совершенно бесполезного теперь свидетеля. Илья взмок еще сильнее и уже собирался вскочить с места, как тяжелая штора, прикрывающая вход, качнулась и в зал вошли двое. Илья напрягся, нервы его были натянуты до предела. Опоздавшие выглядели как обычные гастарбайтеры, только более прилично одетые для выхода «в свет». Очень смуглые лица, у обоих неухоженная растительность на лицах. Илье бросилось в глаза, что они как будто копируют друг друга. Одинаковые куртки, мешковатые штаны, кепки на головах. И походка, движения тоже одинаковые. И тут струна, до предела натянутая где-то внутри, лопнула. Один из них Грек. Его замысел показался Илье простым и оригинальным. К гастарбайтерам из бывших союзных республик относятся с некоторым пренебрежением и даже брезгливостью, никто их не рассматривает. Копирование одежды и движений могло означать только одно: когда деньги будут изъяты из мешка, возможные преследователи окажутся сбиты с толку, не понимая, за кем бросаться вдогонку – за одним гастарбайтером или за другим. Грек, творческий человек, хорошо срежиссировал эту несложную, но весьма оригинальную постановку. А найти партнера для такой интермедии совсем несложно: таджиков в городе – многие сотни.

Опоздавшие уселись на свои места в предпоследнем ряду, стали перешептываться. Анина помощь оказалась не нужна, он вычислил Грека сам. Не успел он додумать эту мысль, как от Ани пришло сообщение: «Грек в зале, он один из двух гастарбайтеров, сидящих в твоем ряду». Илья ответил: «Сам вижу, не дурак».