Разбитое зеркало (сборник)

В проёме чердачной двери показался широкий зад, обтянутый добротными офицерскими штанами-галифе, потом перекладину лесенки начала нащупывать нога в хорошо начищенном сапоге.

На землю сполз плотный щекастый человек с петлицами младшего лейтенанта, следом за ним – деваха в солдатской гимнастёрке и длинной бесформенной юбке с отвисшим задом. Старшина удивлённо присвистнул! Произнёс громко, с выражением:

– М-да-а-а…

– Не м-да, а боец вверенного мне подразделения! – взъярился младший лейтент. – И прошу на путать это с разными «шурами-мурами». Понятно?

– Понятно, – произнёс старшина с ехидцей, невольно проникшей в его голос, – только непонятно, младшой, как и за что ты упечёшь меня под трибунал.

– А это уж моё дело, – огрызнулся трофейщик, – было бы шея, а хомут мы на неё всегда нахлобучим. Понятно? И прошу мне не тыкать!

– Да пожалуйста, – хмыкнул старшина издевательски.

Сладом с чердака скатился сержант с отёчным лицом, украшенным увесистым синяком и двумя автоматами, перекинутыми через шею, своим и командирским.

– Андрющенко, немедленно арестовать наглецов! – рявкнул на отёчного сержанта младший лейтенант.

– Кхе! – призывно кашлянул в кулак старшина и в то же мгновение отёчный сержант оказался лежащим на земле с плотно прижатыми к бокам руками – можно было вязать, как пленного немца. Оба автомата валялись неподалёку. Младший лейтенант также корячился на земле, кряхтел, выплевывая изо рта сгустки слюны и давясь сохлым козьим горохом.

– За всё рассчитаюсь, – выбил он из себя с очередным плевком, – сполна!

– Слепой сказал: «Посмотрим!» – хмыкнул старшина и вновь поднёс к его носу кулак: – Кхе!

Прошло ещё несколько мгновений, и трофейщики очутились за изгородью. Младший лейтенант отряхнул свои роскошные штаны.

– Берегись, старшина, – угрюмым голосом предупредил он, – я тебе по всем параграфам счёт выставлю!

– Для начала тебе ещё надо будет объясниться с моим командиром, – старшина привычно хмыкнул, – а уж потом мы будем объясняться с твоим. Соломин, выдай гражданам тыловикам ихние манатки.

Соломин проворно поднялся по лестнице на чердак, откуда продолжал сочиться дым, уже заметно ослабший, вышвырнул несколько мешков, набитых барахлом, высунулся в дверь:

– Верхний этаж свободен от посторонних предметов.

– Ну а с нижним мы вообще справимся подручными средствами. – Старшина перекинул мешки с барахлом, затем стянул с плеча верный автомат ППШ, приладился и ловко, одним ударом приклада сшиб с клуни нарядный трофейный замок. Сделал рукой широкий приглашающий жест: – Битте-дритте, славяне!

Клуня также была забита мешками, старшина насчитал их целых двадцать, озадаченно поскрёб пальцами затылок. Соломин сделал то же самое:

– Не дай бог чего-нибудь пропадёт! Тогда нас на котлеты пустят.

Старшина покосился на изгородь: как там трофейщики? Всё продолжают воздух сотрясать или уже успокоились? А трофейщиков уже и след простыл. Вместе с мешками и сонной девахой. Ловко они научились покидать «поле боя» – будто духи бестелесные. А ведь этот младший лейтенант, видевший немцев только окочурившимися, да ещё, может быть, в колонне пленных, действительно может иметь в штабе какого-нибудь знакомого подполковника, падкого до трофейного добра, и тот за штуку немецкого сукна или позолоченный эсесовский кортик может запросто навалиться на разведчиков всей тушей.

Впрочем, старший лейтенант Горшков тоже не лыком шит – у него также свой знакомый подполковник есть.

Мешки трофейщиков без всякой опаски выволокли во двор и заняли прежние, уже освободившиеся места. Старшина беспечно прыгнул на ворох сена, вытянулся на нём с молодым хрустом, закинул руки за голову: хорошо быть дома!

Мустафа занял место недалеко от Охворостова, кинул в изголовье «сидор», в котором не было больше ни одной консервной банки – всё выставил на «прописку», и очень скоро провалился в сон.

Снился ему лагерь, те самые светлые минуты, когда раздавали хлеб и в руках оказывалась вкусно пахнущая, приятно-тяжёлая пайка, снилось бронзовое тускловатое солнышко, заползающее за косой край земли, и что-то ещё, кажется, кони, точнее – топот их, самих коней не было, а был отчётливо слышен их недалёкий дробные топот, – вот этот топот и снился Мустафе.

И настолько крепок был его сон, что он не услышал, как в клуне появился старший лейтенант, обвёл усталым взглядом людей, остановился на Мустафе и спросил неожиданно:

– Ну как, старшина, годится нам Мустафа, али как? Как считаешь?

– Нормальный мужик. Обучим кое-чему и можно будет пускать в самостоятельную разведку.

– Я тоже так считаю. Забили это дело, Егор Сергеевич. А чего тут у вас с барахольщиками произошло?

– С трофейщиками? Вы и это уже знаете? – брови у старшины сложились удивлённым домиком.

– Ворона в клюве принесла.

– То-то их толстозадый предводитель грозил нам…

– Он свою угрозу выполнил, даже успел накатать на нас телегу, но на его несчастье в штабе оказался начальник разведки корпуса и всё поставил на свои места: барахольщикам даже извиняться пришлось…

– Это хорошо, товарищ командир, – старшина потёр руки, – это мне очень нравится.