Разбитое зеркало (сборник)

– Да и толстяк этот, гауптман, тоже оказался ценным кадром. Всех, кто брал его, велено представить к медалям.

– Отличная новость, товарищ старший лейтенант! – Охворостов проверил пуговицы на гимнастёрке – все ли на месте, застегнул воротник, отряхнулся, сбивая с себя остья сена. – Отлучиться разрешите, товарищ старшин лейтенант!

– Это куда же? – Горшков сощурился.

– В штаб!

Старший лейтенант вспомнил девушек-связисток, синеглазую Асю и позавидовал Охворостову, простоте его отношений с дамским полом, – сам он так не умел, робел…

– Давай, старшина, имеешь право.

Старшина сдвинул складки под ремнём гимнастёрки назад, браво выпятил грудь – выглядел он на все «сто».

– Товарищ командир, осмелюсь доложить…

– Ну!

– У меня сегодня день рождения.

Горшков присвистнул удивлённо: совсем забыл на войне, что существуют такие простые штатские штуки, как дни рождения. Господи, да это же совсем из другой жизни, которой уже нет… Проговорил тихо – у него даже голос сел:

– Ох, старшина! Чего же мне тебе подарить?

– Ничего не надо, товарищ старший лейтенант, главное, чтобы вы сами были – это раз, и два – давайте пригласим к нам связисток… Снова. А?

– А почему бы и не пригласить?

– Есть пригласить связисток! – Лицо старшины засияло удовлетворённо.

Старший лейтенант позавидовал лихой молодцеватости подчинённого и, устало выплёскивая его из головы, расслабленно опустился на сено, закрыл глаза. Когда открыл – старшины уже не было, он будто растаял.

Хотелось спать. Горшков вновь закрыл глаза и в то же мгновение провалился в тяжёлый непрозрачный сон, – что-то в странном сне этом ухало, колотилось, скрежетало, ворочалось, вызывало беспокойство… У Мустафы сон был один, у старшего лейтенанта – другой. Очнулся Горшков от того, что почувствовал чей-то взгляд. Открыл глаза – Мустафа сидит рядом и внимательно смотрит на него.

– Ты чего, Мустафа?

– Да вот, прокручиваю в мозгу всё, что видел, когда на той стороне были.

– Ну и что?

– Достойное это дело – разведка.

– Без разведки войны не бывает, Мустафа. Всё хотел спросить тебя, да как-то недосуг было, то одно мешало, то другое – ты раньше в армии служил?

– Было дело, товарищ старший лейтенант. Не всё же время я за колючей проволокой сидел.

– В каких частях тянул лямку?

– В пограничных.

Горшков невольно поцецекал языком:

– Неплохо. А как же потом докатился де жизни такой? – старший лейтенант сложил из пальцев решётку.

– Было дело, товарищ командир, – Мустафа вздохнул с досадой, не хотелось ему вспоминать прошлое, – было… По молодости да по глупости.

– Всё правильно, Мустафа. Каждый из нас бывает и молод, и глуп… Даже в старости.

Охворостов вернулся в клуню через двадцать минут, удовлетворённо погладил пальцами усы.

– К вечеру ждём гостей, товарищ старшин лейтенант, – сказал он, – узел связи нашего доблестного артиллерийского полка.

Из-под охапки сена выглянул Соломин, звучно поскрёб пальцами щетину на щеках:

– Бриться трэба!

– Не только. Желательно ещё и наодеколониться. Чтобы амбре было такое м-м-м-м… – старшина выразительно втянул в ноздри воздух. – Чтобы весь узел связи улёгся к нашим ногам.

– Хай живэ и здравствует дружба между разведчиками и связистами! – Соломин окончательно выдрался из сена, сел. – Товарищ старший лейтенант, как в штабе оценили наши действия в тылу противника?

– На «ять».

– И что нам за это будет? – тон соломинский сделался задумчивым: ответ командира был неопределённым. – Медалей, я так полагаю, нам за это не дадут.

– Ну почему же, пару «зобоэзок» могут дать. – «Зобоэзками» разведчики звали медали «За боевые заслуги». – Вначале дадут, потом добавят… Либо отнимут. В нашей жизни всякое бывало.

– Верно, бывало…

– Поэтому пока не будем держать медали в руках, об этом лучше помолчим. – Горшков потянулся, сделал лёгкое, почти неуловимое движение, будто ухватился в воздухе за что-то невидимое, и в следующий миг оказался на ногах.

Из связисток в голову старшему лейтенанту запала одна – синеглазая сержантша Ася… Впрочем, как разумел Горшков, Ася поселилась в мозгах не только у него одного.

Тяжесть, наполнявшая виски и затылок, после сна исчезла, в душе возникло что-то светлое, бодрое, Горшков подумал, что неплохо бы перед встречей со связистками искупаться где-нибудь, но, насколько он помнил, во всей округе не было ни одного озерка, даже мелких речек и ручьёв с запрудами не было. Имелись задымленные болотистые низины, поросшие осокой, кое-где даже проблёскивали полоски воды, но в лягушачьих угодьях этих не искупаешься; Горшков пару раз намеревался поинтересоваться у хозяйки клуни, куда они ходят летом купаться – не в водосточных же трубах плещутся, но всё время что-то мешало, не до вопросов было. Старший лейтенант отогнул рукав гимнастёрки, посмотрел на часы – до вечера было ещё далеко.

Когда нет никакого конкретного дела, время наполняется неприятной пустотой, прогибается, человек не знает, куда себя деть, а этого никак нельзя допускать, – Горшков выскочил из клуни на свет, поправил на себе гимнастёрку и, нагнав на себя командирскую солидность, отправился в жилой дом к хозяйке.