Разбитое зеркало (сборник)

Немец на этот раз подчинился Мустафе, заработал локтями, коленками, пятками: пулемёт, конечно, опасно, но гораздо опаснее этот странный русский, хотя на русского он похож мало, – в общем, злить этого человека нельзя…

Они проползли метров тридцать, соскользнули в низинку, пахнущую гнилью, и Мустафа неожиданно увидел перед собой тёмную, пьяно качавшуюся фигуру в каске-большемерке. Непонятно было, немец это или наш. Хотя нашим здесь рановато, вот когда начнётся наступление, тогда и будут.

Немец. Это был немец, вылезший из окопчика охранения размять ноги и помочиться. Из наших окопов эта низинка не просматривалась, поэтому фриц так безбоязненно и решился пустить звонкую струю под какую-то кочку.

Сделав дело, немец беззаботно потянулся. Огляделся. Мустафа напрягся, приготовил нож. Стрелять было нельзя. На своё счастье немец не заметил Мустафу, ещё раз потянулся и исчез, спрыгнув в свою ячейку. Мустафа перевёл дух.

Надо было двигаться дальше. Он поелозил ногами, отлипая от влажной глины, привычно дёрнул верёвку и, задерживая в себе дыхание, чтобы, не было слышно ни сипа, ни стона, ни хрипа, пополз дальше. Пленный немец покорно поволокся следом.

Линию фронта они одолели благополучно – Мустафе повезло. Во всём повезло – немцы могли десяток раз обнаружить его и убить, но не обнаружили и не убили – это во-первых, во-вторых, пленный мог заартачиться, метнуться к своим окопам, поднять тревогу, взорвать линию дронта, превратить серый рассвет в рыжий ад, но он этого не сделал – кишка оказалась тонка у господина инженера (а в стрелковом батальоне, ещё до приезда Горшкова, с немцем малость побалакали и сообщили Мустафе, что взятый им «язык» – инженер по связи), превратился он в варёный огурец и позволил доставить себя без особых проблем в русские окопы, в-третьих, командир стрелкового батальона был ранен и поскольку находился без сознания, то не передал своему заму, что в зоне их действия должен появиться разведчик артполка, идущий с той стороны, – в общем, Мустафу не ожидали, а раз не ожидали, то запросто могли угостить горячим свинцом и его самого, и пленника…

В общем, повезло Мустафе.

Инженер-связист, очень похожий на располневшего одесского лавочника, по фамилии Тольц, оказался ценным кадром, многое ведал и про штабы дивизий, расположенных на этом участке фронта, и про то, как они связаны друг другом, в какой подчинённости, – после допроса к Семёновскому приехали два командира из штаба армии и увезли с собою пленного. Майору же Семёновскому наказали оформить орден на человека, взявшего этого «языка».

Семёновский не выдержал и завистливо пожал руку старшему лейтенанту.

– Ну, Горшков, на этот раз ты попал точно в десятку, – начштаба панибратски подмигнул. – Как, говоришь, фамилия твоего мастака, который так лихо сработал, а? Велено оформлять на орден, – Семёновский многозначительно приподнял указательный палец.

Про орден старший лейтенант уже слышал, назвал фамилию Мустафы. Майор записал её, записал имя, спросил про отчество.

– Отчества у него нет, – сказал Горшков. – Не знает он своего отчества.

– Детдомовский, что ли?

– Детдомовский, – подтвердил Горшков, – ни матери, ни отца не помнит, сгинули в Гражданскую.

– Ладно, без отчеств люди тоже живут и очень неплохо себя чувствуют, – произнёс Семёновский неожиданно примирительным тоном.

– Товарищ майор, разрешите поправить вас…

– Ну? – Семёновский сложил брови удивлённым домиком, приподнял их. – В чём дело?

– Вы неправильно записали имя моего разведчика. Он у нас Мустафа, вы сделали его Мастуфой. Мустафа, вот как надо.

– Один хрен, что в лоб, что по лбу, – недовольно проговорил Семёновский, раздражённо хрустнул костяшками пальцев, но всё-таки исправил «Мастуфу» на «Мустафу», недобро покосился на старшего лейтенанта: – Так тебя устраивает?

– Так устраивает, товарищ майор.

– Ладно, можешь быть свободен. Орден оформлю как только, так сразу, – назидательно произнёс Семёновский и, поймав недоумённый взгляд начальника разведки, пояснил: – Как только получу подтверждение из штаба армии о том, что твой Мустафа действительно приволок ценную птицу, так сразу вручу Красную Звезду.

– А если в штабе армии не подтвердят, тогда что, товарищ майор?

– Тогда Мастуфа твой пролетел мимо.

– Не Мастуфа, а Мустафа.

– Я же сказал – один хрен! Он же у тебя не православный… Еретик небось?

– Не знаю, я не спрашивал.

– В таком разе, он тем более пролетит. Понял, Горшков? Всё, можешь быть свободен.

Старший лейтенант на это невольно покачал головой и ушёл. Конечно, Семёновский – не единственная спица в колеснице, и на него есть управа, – можно пойти, например, к командиру полка или дальше – к начальнику разведки дивизии, либо ещё дальше – к начальнику разведки корпуса, но тогда Семёновский закусит удила и не даст Горшкову спуска ни в чём – будет преследовать до самого Берлина… Вот такая натура у майора.

Так что лучше скользкий вопрос этот спустить на тормозах и сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы, и небо над головой голубело безмятежно.