Читаем Разбитое зеркало (сборник) полностью

– Считайте, что памятник готов – целая композиция получилась. – Довгялло улыбнулся скорбно, вновь протянул старшему лейтенанту свою кружку. – Давайте ещё понемногу, товарищ командир. Арсюха любил это дело…

Горшков молча налил спирта в подставленную кружку.


Утром к Горшкову прибыл посыльный из штаба – мрачный грузин с плохо выбритым чёрным лицом, похожий на большого растрёпанного грача.

– К начальнику штаба, – невнятно пробурчал он, – вызывает.

Ранний вызов к Семёновскому всегда сулил что-нибудь неприятное. На этот раз Семёновский даже головы не оторвал от бумаг.

– В двенадцать часов дня прибудет пополнение, – сказал он, – готовься встретить. Будешь первым смотреть бойцов. Остальные – потом.

Судя по всему, майор находился в худом настроении, если бы находился в хорошем, обязательно бы что-то добавил, какое-нибудь хлёсткое, а то и обидное словцо вставил, не упустил бы момент, но, видать, не до этого было Семёновскому. Он вяло мотнул в воздухе рукой, отпуская старшего лейтенанта.

Пополнение – это добрая новость. Новость вызвала прилив сил, старший лейтенант был готов скакать молодым козленком, – после Мустафы он взял ещё двоих разведчиков, но вскоре должен был отдать их в расчёты – оба раньше служили в артиллерии. Хотя ребята были подходящие… Но Семеновский посчитал, что разведчики обойдутся без них – всё равно ведь стрелять из пушек не умеют и расчёта из разведчиков не составишь. Хотя разведчики и носят в своих петлицах артиллерийские эмблемы, два скрещенных пушечных ствола, в будущем году, говорят, во всей Красной Армии введут погоны – разведчики будут носить скрещенные пушечки и на погонах.

Пополнение привезли на грузовиках и выстроили на берегу большого, чистого, исходящего тёплым парком озера. Все эти люди – и молодые, ещё не нюхавшие пороха, и старые, знающие, почём фунт лиха на фронте, прибыли в артиллерийский полк. Все останутся тут.

Старший лейтенант прошёлся вдоль строя, оглядывая лица. Разные тут лица – и такие, что нравились, и те, что не нравились, мягкие и жёсткие, открытые и с хитринкой, с двойным дном, простые и такие, что «без поллитра» не разгадаешь.

– Я – командир разведки полка, – сказал Горшков, – мне нужны люди. Такие, что не спасуют, когда окажутся по ту сторону фронта, умеющие метко стрелять и беспрекословно выполнять приказы… Возможно, среди вас есть знающие немецкий язык, это в разведке приветствуется очень даже. Есть такие? – старший лейтенант вновь прошёлся вдоль притихшего строя. – А?

Строй молчал.

– Значит, нет. Жаль!

– Есть! – неожиданно раздался напряжённый школярский голосок из глубины строя.

Старший лейтенант приподнялся на носках сапог – ему сделалось интересно. Попробовал отыскать глазами этого выдающегося храбреца, нащупать его, но попытка оказалась тщетной. Горшков машинально пробежался по пуговицам, проверил, застегнут ли у него воротничок гимнастёрки, и произнёс восхищённо:

– Очень лихо!

– Есть хорошее правило, товарищ старший лейтенант, – вновь прозвучал школярский голосок, – сам себя не похвалишь – как оплёванный сидишь.

– Не сидишь, а стоишь, – возразил старший лейтенант, – а потом, быть оплёванным совсем не обязательно. А ну, выйди из строя!

Строй зашевелился, сдвинулся вначале в одну сторону, потом в другую и в несколько мгновений вытолкнул из себя невысокого мальчишку.

«Лет пятнадцать ему будет, не больше, – отметил про себя Горшков, – классе в восьмом, наверное, учился и удрал на фронт. Это что же такое делается – мы начали брать в армию детей? До этого уже дошли?» Горшков сощурился насмешливо и спросил, не сдерживая удивления:

– Боец, сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

Горшков согнул палец крючком и показал его мальчишке:

– Загибаешь!

– Клянусь мамой, не загибаю! – Боец оттопырил верхнюю губу, поддел большим пальцем край чистых белых зубов, цыкнул, затем, рассмеявшись неожиданно счастливо, лихо провёл себя ногтем по горлу. – Ей бо!

Забавный тип.

– Фамилия?

– Рядовой Подоприворота.

– Ну и фамилия у тебя, боец…

– Какую фамилию папа с мамой дали, такую и ношу, товарищ старший лейтенант. Мне нравится.

– А зовут как?

– Волькой. Полное имя – Владимир.

– Владимир – это хорошо… Был князь такой в русской истории – Владимир Ясно Солнышко. – Горшков тянул время, – оглядел Вольку с головы до ног и обратно, вздохнул – уж очень тот был маленький для разведки, а с другой стороны, может, хорошо, что маленький – переоденется в лохмотья, превратится в несмышлёного деревенского пацанёнка – поди унюхай, что это артиллерийский разведчик. Но как он будет таскать тяжёлых «языков» из-за фронта? Иной дядя может оказаться раза в четыре тяжелее его. Никакой узел на пупке не выдержит – развяжется.

– Стрелять-то хоть умеешь?

– Награждён значком «Ворошиловский стрелок».

– Почему не носишь?

– Чтобы хвастунишкой не считали.

– Ну, теперь давай, немного пошпрехай!

Вид у Вольки неожиданно сделался смущённым, он проворно отвёл глаза в сторону.

– Чего? – насторожился старший лейтенант.

Волька с шумом втянул в себя воздух, выдохнул, становясь совсем маленьким.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза