– Считайте, что памятник готов – целая композиция получилась. – Довгялло улыбнулся скорбно, вновь протянул старшему лейтенанту свою кружку. – Давайте ещё понемногу, товарищ командир. Арсюха любил это дело…
Горшков молча налил спирта в подставленную кружку.
Утром к Горшкову прибыл посыльный из штаба – мрачный грузин с плохо выбритым чёрным лицом, похожий на большого растрёпанного грача.
– К начальнику штаба, – невнятно пробурчал он, – вызывает.
Ранний вызов к Семёновскому всегда сулил что-нибудь неприятное. На этот раз Семёновский даже головы не оторвал от бумаг.
– В двенадцать часов дня прибудет пополнение, – сказал он, – готовься встретить. Будешь первым смотреть бойцов. Остальные – потом.
Судя по всему, майор находился в худом настроении, если бы находился в хорошем, обязательно бы что-то добавил, какое-нибудь хлёсткое, а то и обидное словцо вставил, не упустил бы момент, но, видать, не до этого было Семёновскому. Он вяло мотнул в воздухе рукой, отпуская старшего лейтенанта.
Пополнение – это добрая новость. Новость вызвала прилив сил, старший лейтенант был готов скакать молодым козленком, – после Мустафы он взял ещё двоих разведчиков, но вскоре должен был отдать их в расчёты – оба раньше служили в артиллерии. Хотя ребята были подходящие… Но Семеновский посчитал, что разведчики обойдутся без них – всё равно ведь стрелять из пушек не умеют и расчёта из разведчиков не составишь. Хотя разведчики и носят в своих петлицах артиллерийские эмблемы, два скрещенных пушечных ствола, в будущем году, говорят, во всей Красной Армии введут погоны – разведчики будут носить скрещенные пушечки и на погонах.
Пополнение привезли на грузовиках и выстроили на берегу большого, чистого, исходящего тёплым парком озера. Все эти люди – и молодые, ещё не нюхавшие пороха, и старые, знающие, почём фунт лиха на фронте, прибыли в артиллерийский полк. Все останутся тут.
Старший лейтенант прошёлся вдоль строя, оглядывая лица. Разные тут лица – и такие, что нравились, и те, что не нравились, мягкие и жёсткие, открытые и с хитринкой, с двойным дном, простые и такие, что «без поллитра» не разгадаешь.
– Я – командир разведки полка, – сказал Горшков, – мне нужны люди. Такие, что не спасуют, когда окажутся по ту сторону фронта, умеющие метко стрелять и беспрекословно выполнять приказы… Возможно, среди вас есть знающие немецкий язык, это в разведке приветствуется очень даже. Есть такие? – старший лейтенант вновь прошёлся вдоль притихшего строя. – А?
Строй молчал.
– Значит, нет. Жаль!
– Есть! – неожиданно раздался напряжённый школярский голосок из глубины строя.
Старший лейтенант приподнялся на носках сапог – ему сделалось интересно. Попробовал отыскать глазами этого выдающегося храбреца, нащупать его, но попытка оказалась тщетной. Горшков машинально пробежался по пуговицам, проверил, застегнут ли у него воротничок гимнастёрки, и произнёс восхищённо:
– Очень лихо!
– Есть хорошее правило, товарищ старший лейтенант, – вновь прозвучал школярский голосок, – сам себя не похвалишь – как оплёванный сидишь.
– Не сидишь, а стоишь, – возразил старший лейтенант, – а потом, быть оплёванным совсем не обязательно. А ну, выйди из строя!
Строй зашевелился, сдвинулся вначале в одну сторону, потом в другую и в несколько мгновений вытолкнул из себя невысокого мальчишку.
«Лет пятнадцать ему будет, не больше, – отметил про себя Горшков, – классе в восьмом, наверное, учился и удрал на фронт. Это что же такое делается – мы начали брать в армию детей? До этого уже дошли?» Горшков сощурился насмешливо и спросил, не сдерживая удивления:
– Боец, сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
Горшков согнул палец крючком и показал его мальчишке:
– Загибаешь!
– Клянусь мамой, не загибаю! – Боец оттопырил верхнюю губу, поддел большим пальцем край чистых белых зубов, цыкнул, затем, рассмеявшись неожиданно счастливо, лихо провёл себя ногтем по горлу. – Ей бо!
Забавный тип.
– Фамилия?
– Рядовой Подоприворота.
– Ну и фамилия у тебя, боец…
– Какую фамилию папа с мамой дали, такую и ношу, товарищ старший лейтенант. Мне нравится.
– А зовут как?
– Волькой. Полное имя – Владимир.
– Владимир – это хорошо… Был князь такой в русской истории – Владимир Ясно Солнышко. – Горшков тянул время, – оглядел Вольку с головы до ног и обратно, вздохнул – уж очень тот был маленький для разведки, а с другой стороны, может, хорошо, что маленький – переоденется в лохмотья, превратится в несмышлёного деревенского пацанёнка – поди унюхай, что это артиллерийский разведчик. Но как он будет таскать тяжёлых «языков» из-за фронта? Иной дядя может оказаться раза в четыре тяжелее его. Никакой узел на пупке не выдержит – развяжется.
– Стрелять-то хоть умеешь?
– Награждён значком «Ворошиловский стрелок».
– Почему не носишь?
– Чтобы хвастунишкой не считали.
– Ну, теперь давай, немного пошпрехай!
Вид у Вольки неожиданно сделался смущённым, он проворно отвёл глаза в сторону.
– Чего? – насторожился старший лейтенант.
Волька с шумом втянул в себя воздух, выдохнул, становясь совсем маленьким.