Читаем Разбитое зеркало (сборник) полностью

– Соврал я, товарищ командир, – тихо проговорил он. – Немецкий я, как и все. Не более того.

– Зачем соврал, боец?

– Очень хочется попасть к вам, товарищ командир, в разведку.

– М-м-м, – Горшков покрутил головой озадаченно.

– Но язык я подтяну, ей бо! Обещаю, что буду шпрехать не хуже переводчиков… Честное слово даю!

– Ладно, стой пока здесь. – Горшков огладил складки на гимнастёрке, прошелся вдоль строя. – Кто ещё признается в своих исключительных несуществующих способностях, как это сделал боец Подоприворота?

Смельчаков по этой части больше не оказалось. Горшков остановился на плотного вида сильном парне с насмешливыми зелёными глазами, похожего на дворового кота.

– Два шага вперед – арш!

Парень вышел из строя. Горшков велел развернуться лицом к шеренге и двинулся дальше.

– Два шага вперед! – скомандовал он следующему кандидату – долговязому ефрейтору с длинным лошадиным лицом.

Затем извлёк из строя ещё несколько человек, приглянувшихся ему, развернул их лицом к пополнению.

– Вас я забираю с собой, – сказал он им. – Допросов-разбирательств никаких устраивать не буду – всё в рабочем порядке, когда с котелками вокруг костра рассядемся.

С этими словами Горшков увёл отобранное войско к себе – всего семь человек. Увёл, чтобы делать из них людей…


Занятия с новичками проводили три человека – сам старший лейтенант, сточивший на разведделе все свои зубы, Охворостов – тоже дока немалый, способный у немца, пока тот стоит на посту, выведать все секреты, в том числе и главный – где живёт Гитлер, а потом прихватить незадачливого фрица и вместе со сменщиком уволочь на свою территорию, и сержант Соломин.

Неподготовленных людей брать с собою в разведку нельзя.

Вечером, у огонька, разведённого так умело, что его не видели ни немцы, ни наши, без единой дымной кучеряшки, – подводили итоги. Из пополнения выделялись двое – зеленоглазый Амурцев и ефрейтор Макаров, из них должны были получиться более-менее толковые ходоки за «языками». Отдельно, в числе принятых, стоял также Волька Подоприворота, остальные были так себе – ни рыба, ни мясо, ни солёные огурцы. Если бы была возможность пройтись по новому пополнению более тщательно, пощупать каждого человека, то толку было бы больше.

При вечерних беседах любил присутствовать Пердунок – хлебом не корми, дай послушать, о чём люди говорят…

Говорили не только о деле – о безделье тоже: довоенную жизнь вспоминали, интересные случаи, красивых женщин и школьные годы, которые у всех их, включая старшего лейтенанта, завершились совсем недавно.

Игорь Довгялло всё тянулся к грязному Пердунку, норовил погладить его пыльную лохматую голову, за ушами почесать, угостить чем-нибудь.

– Любите животных? – осторожно полюбопытствовал один из новых, лысоватый, со спокойным лицом, очень похожий на сельского бухгалтера рядовой в мешковатой телогрейке по фамилии Шувалов.

– Да как сказать? По-разному. – Довгялло приподнял одно плечо. – Хотя дома у меня целый зоопарк остался: кот, попугай и большой аквариум с рыбами.

– Скучаете по дому?

– Раньше скучал очень, сейчас отвыкать начал…

– Я тоже мечтал иметь попугая, но в сельской местности, – Шувалов отдёрнул руки от проворного костёрного огня, развёл их в стороны – чуть не обжёгся, – в общем, вы понимаете, попугай – не дворняга, в деревне попугаи не живут и не разводятся.

– Очень занятные создания – попугаи…

– У вас какая порода была?

– Жако. Это большой попугай, очень разговорчивый, а мой ещё и превосходным свистуном был. Любую мелодию мог исполнить.

Тихо потрескивал костёр, люди жались к огню, вечерами делалось очень холодно, с гудом сваливающийся с вершин деревьев на землю ветер пробивал до костей – неуютной становилась природа.

Земля была истерзана воронками, изувечена, загажена, измята гусеницами и колёсами, она невольно рождала в душе тоску и вопрос: и когда же эта треклятая война закончится? Вместе с тоской возникали и воспоминания о доме, о дорогих милых вещах, оставшихся там, о близких людях, чьи лица снятся по ночам, в краткие часы отдыха. Довгялло хорошо понимал Шувалова. Разговор обрывался, если слышался далёкий стук, – это на немецкой стороне просыпалось тяжёлое орудие, под ногами потерянно вздрагивала земля, через некоторое время в небе раздавался ржавый визг – проносился громоздкий снаряд, промахивал высоко над головами и, будто чемодан на колёсах, уезжал в тыл – фрицы были мастаками по части наших тылов, каждый день прощупывали их, хотели накрыть кого-то.

На этот раз снаряд прошёл низко, разведчикам показалось, что от движения воздуха, шедшего валом за «чемоданом», чуть не погас костёр – пламя пригнулось и оторвалось от головешек, потом, повисев в воздухе немного, вернулось на место. Костёр задымил, это было совсем ни к чему, дымить ему не дали…

– Разведчик должен уметь всё, – учил пополнение Горшков, – и костёр разводить без спичек, и мясной суп варить без мяса, и рыбу жарить без рыбы, и лечить без лекарств, и перевязывать без бинтов, и шить без ниток, и машину чинить без инструментов…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза