Разбивая волны

– Я не испугалась… просто удивилась, – пробормотала я. – Это было, гм-м… довольно неожиданно. Только и всего!

– Только и всего?.. – переспросил Оуэн и рассмеялся громким, искренним смехом. Неожиданно он замолчал, и лицо его снова стало серьезным. Наклонившись, Оуэн крепко поцеловал меня в губы и добавил с ноткой неуверенности в голосе: – Не торопись, не отвечай сейчас ничего… Подумай как следует. Как ты сама сказала, время у нас есть. Только… – Он ненадолго замолчал, потирая шею; лицо у него при этом стало беззащитным и ранимым. – Я действительно хочу прожить с тобой всю жизнь. И хочу, чтобы у нас были еще дети. Что касается Кэсси, то… Если ты… если вы с ней не возражаете, я хотел бы официально стать ее отцом.

Он по-прежнему хотел удочерить Кэсси. Удочерить, даже несмотря на то, что ситуация изменилась и перестала быть критической! Слезы туманом заволокли мои глаза, а любовь вспыхнула в сердце с новой силой.

– Я согласна! – выпалила я. Мне не нужно было думать, ведь это означало новую отсрочку, пусть совсем небольшую, а ведь мы и так потеряли слишком много времени. В душе Оуэна скопилось слишком много любви, которую он был готов излить на меня и на мою дочь, и я это чувствовала. Чувствовала – и не испытывала ни малейших колебаний. Приподнявшись на цыпочки, я обняла его за плечи и поцеловала. – Я согласна быть твоей женой, – повторила я.

Оуэн издал ликующий вопль. Одним движением оторвав меня от земли, он закружился вместе со мной. Собаки разразились оглушительным лаем, а Кэсси бросилась к нам с криком: «Я тоже хочу танцевать!»

– Я люблю тебя, – прошептал Оуэн, прежде чем снова опустить меня на землю. Потом он подхватил на руки Кэсси и, перекинув ее через плечо, словно мешок с картошкой, понес на стоянку. Кэсси громко смеялась, дрыгала ногами и кричала: «Это не танец, не танец!»

Я шла следом, чувствуя, как от смеха Кэсси у меня на душе становится легко и прозрачно. Последние тучи растаяли, и на небо снова выглянуло солнышко – ведь Кэсси не смеялась уже несколько месяцев. Даже улыбалась она исключительно редко, только изредка хихикала, и поэтому ее сегодняшний смех был для меня дороже всех «морских стекол» мира.

После того как мы приняли душ, а Оуэн отвел собак домой и накормил, я стала готовить обед. Разумеется, я и думать не могла сравняться с бабушкой – с ее пряными супами, великолепными мясными блюдами и хлебом домашней выпечки. По сравнению с ней я была жалкой любительницей, способной приготовить как следует разве что макароны с томатным соусом да разогреть пару банок консервированного супа.

Пока я возилась у плиты, Кэсси накрывала на стол. Закончив, она убежала в свою комнату, сказав, что должна мне кое-что показать.

Оуэн открыл бутылку вина.

– Ну, – сказала я, пока он разливал вино по бокалам, – в чьем доме мы будем жить, когда поженимся, – в твоем или в нашем?

Он протянул мне бокал.

– А как бы ты сама хотела?

Я провела пальцем по ободку бокала.

– Ты вложил в этот дом много труда, и мне не хочется, чтобы твои старания пропали зря – или чтобы ими наслаждался кто-то посторонний.

Оуэн заткнул бутылку пробкой и, облокотившись бедром о рабочий стол, скрестил руки на груди.

– А как насчет моего дома? Все-таки я там вырос.

– Это верно. Но все-таки мой дом ближе к морю. На целых десять ярдов!

– То есть мой дом ты предлагаешь продать?

Я отрицательно покачала головой:

– Я предлагаю сдавать его туристам. В сезон отпусков от желающих отбоя не будет.

– А мы? Мы будем жить здесь?

– Надеюсь, ты не возражаешь? – Я поставила на стол свой бокал и обняла его за талию. – Всего за неделю этот дом стал для меня по-настоящему родным, а если еще и ты будешь рядом…

Оуэн сделал вид, будто обдумывает мои слова.

– Я… – Он глубоко вздохнул. – …Не возражаю.

Я улыбнулась во всю ширину рта, а Оуэн наклонил голову, заключил мое лицо в ладони и поцеловал.

– Ну а если говорить откровенно, Молли, то мой дом там, где будете вы с Кэсси.

– Тогда… тогда добро пожаловать домой, Оуэн, – проговорила я.

– Добро пожаловать домой, Молли, – отозвался он, целуя меня снова.

Мы чокнулись и отпили по глотку вина, и Оуэн стал доставать из буфета тарелки. Не прошло и минуты, как в кухню вернулась Кэсси, таща под мышкой новенький фотоальбом.

– Идем, мама! На минуточку! – сказала она умоляющим тоном и, взяв меня за руку, потащила в гостиную. Там она усадила меня в кресло и, раскрыв альбом, положила его мне на колени.

– Я сделала это для тебя, – пояснила она.

Заинтригованная, я принялась листать страницы альбома. В нем были собраны все фотографии, сделанные бабушкой, когда она навещала нас в Сан-Луис-Обиспо, снимки, где я была со своей матерью, и даже снимки бабушки с моей мамой, когда она была еще маленькой. Четыре поколения женщин из нашей семьи, из нашего рода… Чуть ли не к каждой фотографии Кэсси нарисовала какую-то картинку или снабдила короткой стихотворной подписью. Кроме того, страницы альбома были щедро украшены наклейками и блестками.

– Когда ты все это успела?!