Разбой

Броня и животного, и всадника была сплетена из аспидно отблёскивавших в свете огня волокон, личина шлема скрыта во тьме под красным клобуком с золотой оторочкой. Правая рука демонолатриста вытащила из-за левого плеча широкий кривой меч. Левая рука вытащила меч из-за правого плеча. Враг странно замерцал. Ещё одна правая рука вытащила из-за левого плеча ещё один меч, то же повторилось слева, справа, слева, справа… Крутя семью мечами, так что каждое лезвие сливалось в блистающий диск, враг привстал в стременах. Мегистотерий ещё раз показал зубы и сделал несколько шагов назад, готовя место для разгона. Волопёр низко замычал и опустил рога.

– Расстрелялся ты, – сообщил Чачамокож. – Давно уж! Чем остатних пятерых потятил, мне и в толк не взять! Перезаряд?

Овсяник поднял руку с мечом. Вес исчез из ладони боевой рукавицы.

– Палицу!

– Против такой брони, и четвертьвершковый пулемёт навряд ли что сделает, – оставшийся без противников Самбор отбросил отнятый у кого-то трезубец. – А вот лагунда с адамантовым диском…

– Палицу!

Оружие медлило с появлением. Сверху вниз и назад, схоласт спрятал меч за спину, помогая направить лезвие в ножны освободившейся от трезубца левой рукой. Потом он сделал ненужное движение перед забралом, словно крутанул ус, и полез под плащ, вытаскивая «лагунду с адамантовым диском». Зажужжало.

– Самбор, хоть сейчас-то не мырзай! Гамчен! Палицу!

Сзади послышался стук копыт яка, но тут словно вся долина ритмично содрогнулась. На полном скаку, с севера мчался мамонт. По пятипядевой бурой шерсти бежали волны, на горбу болтался, едва не слетая, мальчишка навряд ли старше дюжины. Мамонт затрубил. Мегистотерий повернулся на звук, завыл, встряхнулся всем телом, словно играючи выкинув семирукого из седла, и прыжком устремился навстречу древнему врагу.

Голова демонолатриста, лежавшего ничком в мокром снегу, была повёрнута под невозможным углом к туловищу. Труп лишился дополнительных рук с мечами, словно их никогда не было. На красном плаще чернел знак ведаулы.

– «Обитель демонов», а шлем без пневмоворотника… Коза бела, коза сера, дух один, – изрёк Самбор, выключая лагунду. – Только б этот падалегрыз потороченный нашего мамонтячку не заел.

Чудовище в броне весило раза в четыре меньше, но его зубы представляли угрозу даже для бурого исполина – особенно если зверю удалось бы в прыжке сомкнуть челюсти, вонзив клыки в единственное уязвимое место на черепе мамонта – между ухом и глазом. Мегистотерия подвёл доспех, сместивший его центр тяжести вверх – в броске, зверь перевернулся, промахнувшись, и одновременно открыв уязвимое брюхо. Громко хрустнуло, чавкнуло, брызнуло. Стоптанный хищник остался валяться на переломанной спине. Пробежав, замедляясь, ещё несколько дюжин саженей, мамонт остановился и брезгливо дрыгнул левой задней ногой, стряхивая петлю из кишок.

– Овсяник, палицу? – запоздало предложил Гамчен.

Осматривая поле боя, поединщик не удостоил оруженосца порицанием – пусть сам рассудит, где ошибся. В поле зрения оптики показалось несколько растерянных самусских мужей с посохами и сулицами. Один держал в правой руке окровавленный колун. Овсяник помахал им рукой.

– Тилх? Хэх хкол, кэмманкэ? – неуверенно сказал тот, что с топором.

– Гамчен, переведи!

– Он на самусском говорит, – принялся оправдываться оруженосец, – а я-то данки́нец.

– Данкинский равно не разумеешь, – пробормотал Чачамокож.

– Пэ-э-эн, киззат кнэ-э-н! – заголосила справа женщина.

У неё на руках безжизненно висело дитя.

– Гамчен, помоги!

Оруженосец выпрыгнул из седла. Женщина замерла на месте.

– Не бойся, хуже я не сделаю! Ча, сумку!

Гамчен скинул плащ из нерпичьих шкур на кочку, положил ребёнка поверх, и склонился над его головой, прислушиваясь.

– Сердце бьётся… Беда, не дышит малая! Дыма наглоталась?

Приняв из рук Чачамокожа знахарскую суму с Яросветовым знаком, оруженосец положил её на плащ, вытащил фонарик, открыл девочке рот, посветил туда, поправил язык пальцем, и бережно выдохнул рот-в-рот.

– Воздух не проходит… Ча, спазмолитик!

Чачамокож принялся рыться в сумке, Гамчен поднял дитятю в полусидячее положение и приложил к её шейке пригоршню грязного снега. Поодаль, мальчишка слез со спины мамонта.

– Марлю с мёртвой водой! Теперь коли сюда!

Ещё несколько выдохов рот-в-рот, ребёнок вздрогнул в руках оруженосца и слабо кашлянул. Мать упала на колени, говоря что-то непонятное, но не нуждавшееся в переводе.

– Точно, дыма вдохнула, – с облегчением сказал оруженосец-лекарь. – Повезло, дыхательный путь не обожжён…

– Гэм Шэн? Вэрнэк Шэн? – самусец отбросил топор и молитвенно сложил руки в направлении Гамчена.

– Любо! – воскликнул Самбор.

– И то. Гамчен, ты сузил совокупность страданий в этом круге, – сказал Овсяник.

Глава дюжина первая. Пеплинский замок

Сквозь ионосферное шуршание пробились звон струн лютни и серебряный голосок: