Разбойничьи Острова

Настал момент, когда течение времени явилось не только в детях, но и в стариках. Из-за рейдов, служений в Святилище и Острова Леса, Дельфина почти не возвращалась на Берег Чаек. Дэльфа, Нела и Алтим, маленькая Ана и дети Меды росли на ее глазах, но Аквина, Циану и старших братьев она видела редко, а замужних сестер, что жили в Долинах, — еще реже. Она была в Море, когда Аквин внезапно умер, — даже знамения никакого не ощутила, как обычно бывало с ней перед бедой. Циана пережила мужа всего на год и тихо ушла в окружении сыновей, дочерей и внуков.

И, ясней, чем после потери родителей, Дельфина ощутила, сколько прошло лет, в день, когда непокорная, бесстрашная, вечная Тина поддалась старости и не отправилась в рейд. Целую жизнь Тина была головной болью для своих и бедствием для врага. Дельфина не представляла, что будет эта женщина делать дома. Разве что, рассказывать о молодости. Тина быстро нашла слушателя — такую же, как она, неугомонную Дэльфу. Удивительно, но Тина — равнодушная к детям, сына ни раз не приласкавшая — вдруг привязалась к маленькой дочери Дельфины.

Дельфина иногда спрашивала себя: должен ли дом, построенный к свадьбе, со смертью одного из хозяев умереть наполовину? И как сказать по каменному строению, живо оно или мертво, если оно по привычке продолжает стоять вокруг пустоты? Наэв был верен себе — молчалив и спокоен. Никто не говорил вслух, что Ана погибла давно, мог бы он и вновь жениться. Его, а не Аква, после смерти Аквина провозгласили старейшиной Берега Чаек. Отныне его слово определяло, кому стрелять на стрельбище или упражняться с оружием, кому идти в виноградник, на поле или пасти овец, что снабжали деревню шерстью. И Главарем его выбирали почти каждый рейд. Его пустой дом оживляла лишь дочка, когда ее отпускали с Острова Леса.

Дельфина удивлялась маленькой Ане. На Острове Леса та была не по возрасту задумчива, а при отце вдруг становилась отточено беззаботной и озорной — словно кто-то объяснил ей, как должен себя вести ребенок. Жрица с замиранием думала: может ли такая малышка понимать, что она — все, что осталось у Наэва? Драгоценная память. Дома девочка и вела себя, как бережно хранимая драгоценность, — сияла и переливалась всеми красками детства.

Однажды — после трагического похода к Берегу Зубов прошел год — она вдруг спросила Дельфину:

— Ана ведь не вернется, да?

Неужели целый год боялась узнать окончательно? Дельфину в который раз поразила стойкость детей: плачут, коленку разбив, но месяцами молчат о том, что пугает их до смерти.

— Не вернется, — ответила Дельфина.

Тем же тоном, что спрашивают о зеленой траве и голубом небе, малышка спросила:

— Почему?

— Потому что она умерла.

И снова девочка задала вопрос:

— Почему?

Вопрос, на который сестра Аны не находила ответа. “Потому что ее пронзили мечом. Потому что чуда не произошло, хромоножке было не устоять против регинца. Потому что всех нас рядом не было, нас в это время в другом месте убивали”, — что еще было сказать? Не было у смерти достойных причин.

— Потому что так случилось…

Каждый корабль во время рейда стремился зайти в Монланд на несколько дней — передохнуть и пополнить запасы. Эта буйная взгромоздившаяся на горы сеньория не дружила с Островами, но и враждовала не больше, чем со всеми своими соседями. Морской народ иногда торговал с монландцами, а грабил их редко. Замки были ему не по зубам, а на берегу жили лишь нищие рыбаки. Почти не скрываясь, островитяне охотились в монладских лесах, а в городских тавернах и борделях смешивались с прочим сомнительным сбродом, которым славились эти земли. В Монланде корабль Остров опасался не поимки, а грабежа. Ибо, если иные сеньоры Регинии мало чем отличались от разбойников, то монландские сеньоры не отличались вовсе ничем.

Наэв, как и все островитяне, время измерял жатвой и посевом, праздниками и походами. Он лишь приблизительно мог сказать, сколько ему лет и сколько лет прошло после гибели Аны. Вновь было лето, и вновь он был Выбранным Главарем — как говорили, хорошим. Наэв до сих пор удивлялся, что ему ставят в заслугу день, когда он попался в ловушку. Да любому пришло бы в голову искать убежища на утесе. Но любому, кроме него, отмерено хоть сколько-то везения — если не ловушки избежать, то хотя бы дурацкой болезни в самый неподходящий момент. И не пришлось бы сестренке подставлять себя всем лусинским стрелам. Но Главарем Наэва почему-то выбирали снова и снова.