Разбойничьи Острова

Дельфина выбиралась на берег, когда тело уже почти переставало ее слушаться, и с благодарностью ощущала, что теперь у нее нет времени на раздумья. Пока она еще в силах, надо бежать домой, сбросить мокрую одежду, завернуться в одеяло. Она не умела рыдать, вместо этого она кидалась в зимнее Море.

Той весной Ана казалась потухшей и усталой, даже красоту ее будто укрыла вуаль. Что-то погасло в ее улыбке чаровницы, в нраве исчезло что-то беззаботное. На Большом Совете было принято решение вновь потревожить монастырь Святой Анны. Берег Чаек и соседние деревни снаряжали сразу четыре корабля, что вмещали почти две сотни человек. Защищенный не только милостью богини, но и крепкими воротами, храм был лакомой добычей и серьезным противником. Многие жрецы Распятого владеют оружием, хоть и осуждают войну, да и местные жители кинутся на оборону святыни. Ана вздрогнула и отказалась сражаться против божественной тезки. Да и просто глядя на нее было ясно, что ей не взойти в этот раз на корабль. Иногда хромоножка говорила, что нездорова. Но, как водится в тесной общине, на Берегу Чаек все знали всё. Знали: Наэв ее отчаянно ревнует, они ссорятся из-за каждого взгляда в сторону Теора. Знали, что Ана злится на колючие стычки мужа с названым братом. Только она из них двоих упрекала всякий раз Наэва.

— Теор, как дитя, — говорила она. — Думать надо за него.

— А может хватит уже за него думать? — говорил Наэв, который только это и делал, сколько помнил себя: либо отговаривал братца от очередной лихой глупости, либо шел с ним и расхлебывал. Увы, дружба их осталась в прошлом.

Упрямый Теор многим был поперек горла. Деревня, Совет и все Выбранные Главари убедились, что лучший из лучших слышит одного себя. В двадцать лет готов самих Отцов-Старейшин поучать. Он действительно вырос, никто больше не желал прощать его бешеные вспышки и тягу нарушать приказы.

В тот год вышла ссора между сеньорами лусинскими и монладскими. Правители Лусинии были связаны с Герцогом Ланда вассальной зависимостью и родством, а Ланд был достаточно силен, чтобы вмешиваться повсюду. Герцог призвал монландцев к миру, а, когда те ответили насмешкой, собрал армию. Островитяне, разумеется, ничего не знали об этих событиях.

Дельфина уже успела отвезти дочь на Остров Леса. Накануне торжественного дня она долго объясняла, что обряд отречение, — это вроде игры:

— Мы проведем его, чтобы обмануть духов. Но мы-то с тобой знаем, что ты всегда будешь моей девочкой.

Объяснение вроде бы помогло. Дэльфа спокойно отнеслась к разлуке с матерью и уж вовсе пришла в восторг, когда ее опоясали Акульим кинжалом. Дельфине расставание далось куда труднее.

Тот рейд… Под руководством седовласого Милитара к Лусинии шли корабли-близнецы, в один год спущенные на воду — “Шторм” и “Ураган”. И на борту “Урагана” упрямый жребий вновь столкнул Теора и Наэва, словно к чему-то подстрекая. Аквину досталось командовать “Змеей” и еще одним судном, носившим пышное название “Слава Инве”. Дельфина робко попросила вопреки жребию позволить ей идти в плавание на одном корабле с назваными братьями. Верила, что ее присутствие смягчит вражду. Ей не позволили: жребий — воля богов. Что будет с Островами, если каждый станет делать, что хочет? Ее негодование понимал разве что Ирис, мечтавший ни на шаг от Теора не отходить, но, как и Дельфина, прикованный жребием к другому кораблю.

— Я расскажу тебе, — пообещала она Дэльфе, прощаясь, — о том, как мы взломаем ворота, как регинские жрецы сдадутся. Золотые чаши в их святилище сияют, словно убор Дэи, а самоцветы размером с твой кулачок. Мы возьмем, что пожелаем, и я скажу регинцам: “Это все для моей доченьки”. Помнишь, что тетушка Унда рассказывала тебе про храм? Там есть колокола, и они умеют петь как птицы. Я прикажу жрецам звонить так громко, что звон перелетит Море. И я скажу им: “Колокола поют для моей доченьки”.

Дважды Дельфине довелось побывать возле Святой Анны. Дважды она не услышала ее колоколов.

Лусиния. Берег. Пепел. Не островитянами выжженная земля и храм, разрушенный до основания.

— Конечно, Монланд! Его проклятые наемники! — сказал Аквин, указав в сторону соседней затерянной в горах сеньории, не хуже Островов прославленной разбоем. — И здесь сожгли все к Маре!