Разбойничьи Острова

— Убийца своих братьев!

Алтив был ранен в шею, говорил, сплевывая кровь, и голос звучал как бульканье сквозь розовые пузыри на губах. Теор сделал шаг к нему. Что-то ломалось в нем, руки тряслись, как у спившегося, губы шептали "Нет…". Он закричал "нет" вслух — Морю, скалам. Не Алтиву, а всему, чему Алтив до последнего вздоха будет верен. Булькающим обвинениям глубин, проклятиям Жриц, всему, что чтил народ Островов, — не его народ отныне. "Ложь! Вы же сами…," — голос прерывался, слов было не разобрать. Милитару, Отцам-Старейшинам, Островам он пытался кричать, что они не смеют с него спрашивать, — и никто не слышал. И Море смеялось от имени его якобы отца Алтимара.

— Убийца своих! — повторил Алтив, и Теор вцепился ему в горло.

Герцог сделал знак не вмешиваться. Руки разбойника были связаны, но ослабшие веревки не удержали его ярость. Бывший лучший из лучших и не заметил, как парой движений управился с путами, а регинцы в ужасе дивились его силе.

— НЕТ НИКАКИХ БРАТЬЕВ… ТОЛЬКО ЛОЖЬ… ПОЧЕМУ ВЫ ОСТАЛИСЬ В БУХТЕ? ПОЧЕМУ?…

Некому было остановить Теора, как во время ссор с Наэвом. Всей мощью он вдавил полуживого Алтива в землю и задушил слово "предатель". Задушил и Алтива, но понял это слишком поздно. Он резко отпустил руки, шарахнулся от тела назад. Смотрел, как когда-то на Посвящении, медленно понимая, что натворил. Кошмарные сны стали явью, а обвинения Алтива — правдой: Теор убил своего. Смотрел долго, отрицая и принимая. Запинаясь, произнес свое обвинение Островам: "Но вы же сами убийцы… И растили убийцами нас". И рухнул на песок.

Наэв смотрел, и руки холодели не только от потери крови. Тысячу раз успел повторить: "Если б не я, этого бы не случилось". Одна подлость на лесной поляне. Восемь десятков жизней, Милитар, корабли, Теор, что был ему братом… Теору тоже конец. Если не регинцы повесят, то отомстят свои. Если руки на себе не наложит, то уж точно рехнется. Не важно теперь, по своей воле или нет он выдал Бухту. Давно в лучшем из лучших было что-то на грани, и вот надломилось. Тысячу раз Наэв признал: "Я в ответе". Отныне он знал, почему Инве сберег его. Знал, что не сдастся регинцам, — нельзя же, стольких погубив, спрятаться у Мары. За преступления судит Большой Совет, от Совета его отделяло Море и люди Герцога. Наэв отлично понимал, что должен делать.

Путь к бегству был один — обратно в Море. Меч разбойник сохранил — впрочем, сильно покореженный от удара по шлему. Улизнуть незаметно у него шансов не было, и он решил лежать, как труп, пока регинцы шли к нему, шевеля настоящие трупы. Врагов было двое, оба опасливо косились на мертвую Хону, словно ждали козней от ее духа. Наэв казался одним из многих тел, к нему шли без опаски. Один склонился — и Наэв всадил ему в горло кинжал. Толкнул умирающего под ноги второму и бросился в волны. Вода скрыла его, закружила. Мара кусала и лизала рану, довольно причмокивая, и бок страшно жгло от ее зубов. Но он должен был выжить, и не поддавался боли. Лес, этот друг и хранитель всех беглецов, обступал Бухту со всех сторон, словно стремясь удержать песчаный пляж в раз и навсегда отведенных границах. Выбраться и исчезнуть — вот только Наэв плохо понимал, в какой стороне берег. Обескровленное и лишенное воздуха тело едва шевелилось, голова отказывалась думать. Легкие так и норовили предать и затянуть воду. Об утоплении морской народ знал все. Знал, как оно начинается: с непроизвольного вдоха под водой. Легкие горели. Но он помнил, что должен выжить.

Волна швырнула его на камни, как дохлую рыбу, стрела надломилась. Он закричал и воды все-таки нахлебался, но берег был под боком. Подводные камни встретили его стеной кинжалов, исцарапали руки в кровь, корни елей плескались в воде, как спасительная веревка, которую кто-то бросил очень вовремя. Арида, должно быть, — она приходит, когда зовут. Наэв рванулся вверх и, наконец, вдохнул. Горло жгло теперь не меньше, чем рану. Откашливаясь и отплевываясь, он слышал регинскую речь, знал, что ищут по всему подлеску. Прижался к скале, наслаждаясь мигом: можно лежать и больше не шевелиться. Но это, конечно, была ложь.

Он сказал себе, что не увидит больше Ану, если сейчас не встанет. Не помогло. Сказал, что его раны — царапины в сравнении с тем, что ждет Алэда и Фалмара. И это не помогло. Тело его, казалось, уже стало частью скалы и больше не двинется. Но на Острове Леса их научили не ждать помощи, когда есть приказ. Наэв встал.