Разбойник Чуркин. Том 2. В Сибири

– Ах, он грач этакий! И с чего он взял? Я сейчас к свату пойду, да пожалуюсь на него, – покачиваясь из стороны в сторону, бормотал начальник деревни.

– Ложись ты спать, оставь до утра, – уговаривала его старостиха.

Тот походил несколько минут по избе, поворчал себе под нос и улёгся на печке.

Утром во всех избах деревни только и говорили о размолвке кузнецова сына с дочкой старосты; никто не верил тому, что говорил жених о своей невесте на вечеринке; одни только старухи кудахтали, что старостина дочка – девка удалая, и доказывали своё мнение вымышленными фактами.

– Сама я её видела, как она на улице с Кирюшкой, Абрамкиным сыном, целовалась, да миловалась, – говорила одна старушенция, сидя за прялкой.

– Ну, так они при тебе и целовались? – обратился к ней с вопросом паренёк.

– Да, самолично видела, у сараев это было.

– Где тебе видеть, бабушка! Ты в двух шагах овцу от собаки не различишь, – заметила ей молодая бабёнка.

– Значит, видела, когда говорю, – утверждала та.

– Видела, так молчала бы, завидки, что ли, тебя взяли? – накинулся на неё тот же паренёк. – Под холстину тебе пора, а ты кляузы выдумываешь, – прибавил он.

Старуха махнула рукой и опять взялась за прялку. «С вами, затворниками, не сговоришь», – прошептала она.

Вести об истории этой дошли и до Чуркина; со злобной улыбкой он выслушивал их и думал: «ни тому, ни другому не владеть этой девкой, – она в моих руках».

– Ирина Ефимовна дома? – отворив немножко дверь избы разбойника, спросила хозяйка дома.

– У себя, – ответил ей Осип, сидевший у окна на лавке и покуривавший свою коротенькую трубочку.

– Как бы мне её повидать? – войдя в избу, сказала вдова.

– Ирина, тебя спрашивают! – крикнул Чуркин.

Та вышла из своей комнатки, хозяйка поцеловалась с ней по обычаю, хотела что-то сказать, но, поглядев на Осипа, остановилась, отвела Ирину Ефимовну в её комнатку и сказала ей:

– Слышала ты, матушка, на меня кузнецов-то сын какую ахинею взводит?

– Что такое? – крикнул Чуркин, услыхав слова Акулины Петровны.

– Так, Наум Куприяныч, ничего.

– Поди сюда; в чем дело? Здесь лишних никого нет, Осип – свой человек.

– Кузнец на меня напраслину взводит: говорит, что Степанида в моей избе с приказчиком целовалась.

– Так что ж? Разве это неправда?

– Оно хотя и было, да меня-то он зачем путает в это дело? Нарочно, что ли, я их свела? Вся деревня теперь на меня пальцами показывает.

– Кто, старик, что ли, это расславляет?

– Нет, жених Степаниды, сын его.

– Ну, и пусть его брешет, а тебе что?

– Обидно, Наум Куприяныч: я женщина не какая-нибудь, век свой честно прожила, а вот под старость в грязь меня затоптать думают.

– Не затопчат, пока я у тебя живу.

– Ты пожалей её, наша вина, что мы к ней приказчика привели, – высказалась Ирина Ефимовна.

– Ты молчи, Ирина, в сторонке находись, язык-то на привязи держи, а то он у тебя длинен, – сверкая глазами, заметил разбойник.

– Я так, к слову, сказала.

– То-то, «к слову», иногда твоё слово – бритва.

– Так что ж мне теперь делать?

– Ничего, сиди себе дома, да помалкивай. Я сам к кузнецу схожу, да поговорю с ним.

– Спасибо, родимый, а то кто ж за меня, за сироту, заступится, – утирая платочком навернувшиеся на глаза слёзы, – сказала Акулина Петровна.

Чуркин встал с лавки и вышел из избы в светлицу; пошёл за ним и Осип.

– Подглядел, окаянный, вот теперь и конфуз мне, – проговорила хозяйка, обращаясь к Ирине Ефимовне.

– Ну, не важное дело, ему кто поверит, а кто и нет, – ответила та.

– А все таки, мать моя, конфузить. Ты уж поговори Науму Куприянычу, чтобы он того, – выгородил меня.

– Он сказал, что сам к кузнецу пойдёт, ну, значит, не даром.

– Затем прошу прощения, голубка моя, заходи ко мне погутарить-то!

– Зайду, выберу как-нибудь вечерком времечко, побываю.

Акулина Петровна снова расцеловалась с женой разбойника и поплелась в свою избушку.

Глава 70

Оставалась одна неделя до праздника Рождества. Степанида ждала этого дня с великим нетерпением-, ей хотелось вырваться из родительского дома на волю: наречённый жених ей до того опротивел, что она избегала с ним видеться; рассказы его о её свидании с приказчиком, о чем он благовестил по деревне, заставили девушку смело решиться на побег со своим возлюбленным, и она твёрдо была намерена исполнить задуманное. Она не показывала, ни отцу, ни матери даже вида на то: была с ними ласкова, весела; с сыном кузнеца обходилась, как с женихом, даже целовалась с ним, и он, с своей стороны, не мог нахвалиться своей суженой, с кем бы только ни приходилось ему говорить; каждый почти день навещал свою невесту, приносил ей подарки, и она принимала их и передавала матери. Вся деревня говорила об этой счастливой парочке; один только Чуркин был другого мнения: он понимал, что Степанида, как умная девка, думала совсем другое.

«Не может быть, – предполагал он, – «чтобы она примирилась со своим положением и вышла бы за нелюбимого ею парня».

Акулина Петровна ежедневно навещала хату разбойника и все спрашивала, был ли он у кузнеца и говорил ли ему о том, о чем обещался сказать.