– Да мы же можем вытащить у девушки серьги из ушей и снять перстни с пальцев. Да нет ли у нее еще в кармане кошелька?
Разбойники, восхищенные этой мыслью, вдруг вбежали в хижину и закричали:
– Спасайтесь, всадники! Скорее, скорее! Мы здесь останемся, покараулим. Если никто не войдет, мы сейчас же за вами прибежим.
Гильбоа, который был самым малодушным трусом, бросился в чащу леса, в ту сторону, которую ему указывали разбойники.
Как только он исчез из виду, они бросились в ту комнату, где на жалкой кровати лежала молодая девушка, бледная и умирающая. Разбойники прежде всего развязали веревки, связывавшие ей ноги, но тут из жадности между ними завязался спор, кому что взять. Спор перешел в драку.
А между тем в лесу было тихо; в хижине никого, кроме них и этой молодой девушки, лежавшей на постели. Разбойники повалились к ее ногам в бешеной борьбе. Странная сцена, которая должна была иметь ужасную развязку.
Глава XVI
Фоконьяк не хочет играть роль Дон Кихота
Вдруг драка прекратилась. В дверь хижины сильно постучали. В пылу драки разбойники не слышали, как подъехали Кадрус и Фоконьяк.
Жалкая дверь была выбита, прежде чем нищие успели подумать о том, как бы им убежать. Оба стали в оборонительное положение, но упали от ударов атамана Кротов и его помощника.
Жорж и Фоконьяк поспешили к Жанне. Вдруг Жорж остановил Фоконьяка.
– Постой, – сказал он. – Эта молодая девушка не должна знать, что будет происходить, а нам непременно надо узнать правду. – Толкнув ногой два бесчувственных тела, валявшихся на полу, он прибавил: – Эти два негодяя всего лишь орудие. Вещи, оставленные в комнате, доказывают это. Для кого действовали они? Вот что нам надо знать… Заставь-ка их говорить!
Фоконьяк дотащил слепого и калеку до стены, к которой и попытался прислонить их. Но они упали.
– Мы ударили слишком сильно, – сказал Фоконьяк.
– Кадрус хочет, чтобы узнавали его руку, когда он бьет.
И он воткнул до рукоятки свой знаменитый нож в горло нищих. По обыкновению, вся кровь жертв влилась внутрь. У негодяев сделались на шеях разверстые раны, как печать, которую Кадрус накладывал на свои жертвы.
После этой казни Кадрус и его помощник толкнули под кровать оба трупа, для того чтобы молодая девушка, все лежавшая на постели и переходившая от одного обморока к другому, не испугалась, увидев их, и начали призывать Жанну к жизни. Но сначала они надели маски, которые постоянно носили Кроты.
Жанна пробудилась как бы от страшного сна. Выйдя из ужасного кошмара, она осмотрелась вокруг. Приметив отвратительные стены хижины, увидев двух замаскированных людей, неподвижных у кровати, она вскрикнула и закрыла руками лицо. Несколько минут прошли таким образом. Почтительное молчание, окружавшее ее, придало ей мужество; она решилась снова посмотреть.
Оба человека, все еще неподвижные, по-видимому, ждали ее приказаний. Наконец Жанна осмелилась.
– Боже мой! – сказала она. – Где я?
– В безопасности, – отвечал нежный и симпатичный голос.
Жанна задрожала при звуке этого голоса. Кровь бросилась ей в лицо.
– Зачем вы принесли меня сюда? – спросила она, немного успокоившись.
– Не мы вас увезли, – сказал опять Кадрус.
– Но кто же были эти люди? Эти отвратительные головы, которые явились с балкона? Эти разбойники, связавшие меня? Где же они?
– Умерли! Умерли за то, что дотронулись до вас, – отвечал Кадрус.
Жанна невольно задрожала при этих страшных словах, но ею овладело доверие; она чувствовала себя в безопасности с человеком, произнесшим их.
– О, благодарю, – сказала она, – что вы освободили меня.
В порыве признательности она протянула руку Жоржу, который почтительно ее поцеловал.
– Вы в безопасности, – продолжал Жорж. – Мы сделаем все, что вы прикажете.
Взволнованная молодая девушка слушала биение своего сердца и молчала некоторое время. Она думала о странности этого приключения и взвешивала обещание Жоржа.
Она поверила им.
– О да! – сказала она наконец. – Мое сердце говорит мне это. Я с вами в безопасности. – Потом, подстрекаемая любопытством, никогда не оставляющим женщин, она спросила наивно: – Для чего вы носите эту маску? Для чего скрываете ваше лицо от моей признательности?
– Это предписывает мне долг.
– Долг?
– Да, – ответил Кадрус, – и даже более чем долг. Роковая судьба разделяет нас. Глубокая бездна вырыта между нами. Тот день, когда вы увидите лицо мое открытым, будет гибелен для меня… Почему знать? Этот день, может быть, будет гибелен и для вас.
Жанна удержала слова, готовые слететь с ее губ. По трепетному волнению груди можно было угадать внутреннюю борьбу, происходившую в сердце молодой девушки. Она хотела настаивать, но не смела.
– Простите меня, – печально сказал Жорж, более взволнованный, чем ему хотелось бы показать. – Простите меня, если я не повинуюсь желанию, которое для всякого другого было бы приказанием. Я сказал: нас разделяет судьба. Никогда вы не должны видеть моего лица. Никогда не должны знать имени того, кто вас освободил.