Ст. Моор.
Бог тому свидетель! О, зачем послушался я коварных советов дурного сына? – я был бы счастливейшим отцом между отцами всего человечества. Возле меня цвели бы дети, полные надежд. Но – будь проклят этот час! – злой дух вошел в сердце моего второго; сына; я поверил змее – и потерял обоих.Р. Моор
Ст. Моор.
О, я глубоко чувствую то, что мне раз сказала Амалия! Дух мести говорил её устами: «Напрасно станешь простирать руки к сыну; напрасно захочешь уловить горячую руку твоего Карла: он никогда не будет стоять у твоей постели!»Р. Моор
Ст. Моор.
Если б это была рука моего Карла! Но он лежит в тесном дому, спит непробудным сном; он не услышит никогда голоса моей горести. Горе мне! Умереть на чужих руках… без сына, без сына, который бы мог закрыть мои глаза…Р. Моор
Ст. Моор.
Что, друг мой? что говоришь ты там?Р. Моор.
Твой сын…Ст. Моор.
Навеки?Р. Моор
Ст. Моор.
Навеки, говоришь ты?Р. Моор.
Не спрашивай меня более. Да, навеки.Ст. Моор.
Незнакомец, зачем освободил ты меня из башни?Р. Моор
Ст. Моор.
И мой Франц также погиб?Р. Моор
Ст. Моор
Р. Моор
Ст. Моор.
О, как божественно, если братья живут согласно, божественно, как роса, падающая с Гермона на горы Сиона[58]. Постарайся заслужить это наслаждение, молодой человек, – и ангелы неба будут греться в твоем сиянии. Мудрость твоя да будет мудростью седин, а твое сердце да будет сердцем невинного детства!Р. Моор.
О, дай мне хотя понятие об этом блаженстве! Поцелуй меня, божественный старец!Ст. Моор
Р. Моор.
Мне думается, что это поцелуй отца! Горе мне! если они теперь приведут его!Р. Моор.
Небо!Гримм
Шварц.
Атаман!Гримм.
Мы не виноваты, атаман!Р. Моор
Гримм.
Ты не смотришь на нас, твоих верных слуг.Р. Моор.
Горе вам, если и на этот раз вы были мне верны!Гримм.
Последнее прости от твоего верного слуги Швейцера: он уже не воротится – твой верный Швейцер.Р. Моор
Шварц.
Нашли мертвым.Р. Моор
Еще разбойники. Амалия.
Разбойники.
Ура! ура! добыча, знатная добыча!Амалия
Ст. Моор.
Амалия, дочь моя! Амалия!P. Моор