— Рабыня! Сейчас она беслем, но кто может поручиться, что завтра она не станет фавориткой наместника пророка? Здесь все возможно. Вот тогда христианка будет для вас потеряна.
— Я отомщу! — вскричал юноша.
— Каким образом?
— Я убью бея.
Амина посмотрела на него со страхом:
— Вы на это решитесь?
— Без колебаний.
— Вы очень отважны, хоть и молоды. Нет, — сказала она потом, — вы этого не сделаете, и я вам этого не позволю. Не забывайте, что он представляет здесь нашу веру, а я мусульманка.
— Я никогда не смирюсь с необходимостью потерять эту девушку, ради которой я десять раз рисковал жизнью. Уже одно это свидетельствует о том, как я люблю ее.
Барон и принцесса замолчали. Амина, опираясь на шест палатки, казалось, искала какое-то решение. Потом она встрепенулась и сказала:
— Хорошо, мы увидимся через несколько дней. Оставайтесь здесь и ничего не предпринимайте до моего возвращения. Воздух Алжира слишком опасен для вас теперь. Наверное, всем уже известно, что вы замешаны в убийстве Кулькелуби, и они сделают все возможное, чтобы отыскать вас.
— Я боюсь за вас, Амина.
— За меня?
— А если узнают, что это вы спасли меня от янычар?
— А кто осмелится поднять руку на представительницу семьи калифов Кордовы и Гранады? — сказала она, нахмурясь. — Даже сам бей не посмеет. Может быть, и существует один-единственный человек, который все отдал бы за то, чтобы вы исчезли или кончили жизнь на колу или на крюке. Он может попытаться найти вас, но он знает, что я способна дать ему отпор.
— Зулейк?
— Да, мой брат. Но вы ведь не думаете, что он способен скомпрометировать меня? Зулейк порывист и горяч, но он не злобен по природе, даже если он узнает, что́ я сделала, он никому не скажет.
— А что сейчас делает ваш брат?
— Не знаю. Я не видела его уже несколько дней, но думаю, что он пытается использовать все свое влияние, чтобы бей отдал ему молодую христианку.
Барон побледнел.
— О нет, успокойтесь, — сказала Амина, заметив, как он изменился в лице. — У него ничего не получится; если женщина попала в Касбу, она сможет выйти оттуда только мертвой.
— А если он найдет способ выкрасть ее?
— То, что трудно для нас, не менее трудно и для него.
— Тогда у меня нет никакой надежды хоть когда-нибудь увидеть ее.
— Кто знает? — сказала Амина. — Дождитесь моего возвращения. В Алжире могло произойти много всяких событий, и я хочу об этом узнать. Я оставлю вам моих негров, они будут охранять вас, хотя никто не может даже подумать, что вас привезли в это поселение. Вас здесь никто не побеспокоит, за это я ручаюсь.
Барон подошел к молодой женщине, взял ее за руку и сказал почти нежно:
— Меня глубоко растрогала ваша самоотверженность, госпожа. Даже у меня на родине не найти такую великодушную женщину, как Амина Бен-Абад. Когда я вернусь в Италию, если судьбе будет угодно, я никогда не забуду вас и всем буду рассказывать, что если в Алжире есть пантеры, то там есть и золотые сердца, и женщины, способные на самое высокое самоотречение.
— Бог велик, — кротко ответила принцесса, положив руку на сердце.
Она несколько мгновений смотрела на дворянина увлажненными глазами, исполненными бесконечной печали, потом, резко вырвав свою руку из его руки, быстро вышла, сказав приглушенным голосом:
— Прощайте, барон… Не задерживайте меня более.
Снаружи ее дожидался конь, которого держал под уздцы один из ее негров. Она вскочила в седло, в последний раз махнула рукой на прощание и пустила своего коня вскачь, направляясь к холмам.
Барон стоял у палатки и смотрел, как она удаляется, шепча:
— Бедная женщина, как она, должно быть, страдает! Она заслуживает более счастливой участи.
Когда принцесса достигла вершины холма, она остановила лошадь и посмотрела в последний раз на поселок. Она помахала своей вуалью в знак прощания, а потом галопом спустилась по противоположному склону.
Она яростно погоняла коня, заставляя благородное животное, не привыкшее к подобному обращению, совершать огромные прыжки и резкие повороты, которые могли бы выбросить из седла любого наездника. Казалось, она хочет успокоиться, унять отчаяние, которое царило в ее душе, с помощью этой яростной скачки.
Время от времени с ресниц ее срывалась слеза, и тогда она с еще большей силой пришпоривала лошадь, как будто бедное животное было виновато в ее несчастье.
Она пересекла равнину и рощи, перепрыгивала через кусты и потоки. Как метеор, она пронеслась мимо Медаха, потом мимо Блидаха, не давая несчастному коню ни минуты отдыха.
Когда вдали показался Алжир, уже смеркалось. Она одним махом проделала больше тридцати миль, не слезая с седла и нигде не останавливаясь.
Она придержала лошадь, только когда оказалась поблизости от Касбы. И как раз вовремя. Конь начал сдавать.
Амина же успокоилась, с ее лица исчезли последние следы волнения. Она въехала в город через восточные ворота и направилась укороченной рысью к своему чудесному дворцу. Когда она добралась до места, конь был загнан и чуть ли не умирал.
Она едва успела въехать во двор и спешиться, как он упал.