Разбуди меня к августу

Неправда. Я однажды поднял этот вопрос, но отец сказал, чтобы не нес бред. Любое участие Майских навело бы на подозрения. Ее вроде бы поместили в какую-то муниципальную больницу, я даже не в курсе, но ни меня, ни отца там не было. Он слишком сильно меня любит, чтобы подставить любыми маневрами в этом направлении. А я слишком сильно люблю родных, чтобы подставить их своим чувством вины. У нас идеальная семья, на самом деле. Но никогда раньше я не думал, что любовь может приносить такие последствия для других.

– Но этого оказалось мало, – сделала вывод Октябрина по моему виду. – Попроси у нее прощения. Хотя о чем это я? Уже ведь наверняка просил.

Не могу. Я даже имени ее не знаю, как и больницу, куда ее отвезли, – отец очень тщательно оградил меня от всей лишней информации, думая, что так быстрее оклемаюсь. Не могу получить ее прощение хотя бы потому, что она вряд ли выжила после таких-то повреждений. Отец не узнавал – зачем это узнавать?

Октябрина приняла рассказ достаточно легко, она не потеряется после этого, но только потому, что на всю правду я так и не осмелился. И те несколько ничтожных пунктов вранья перевернули всю историю. Наверное, когда-нибудь меня разорвет – и я вылью на нее все, но точно не сегодня, когда я только-только начал выныривать из болота, в котором утонул два месяца назад. Я захлебывался зеленой жижей и не мог сделать даже полный вдох. До нее. До Октябрины. Так можно ли взять и ударить ее сейчас по лицу всей информацией, чтобы привести в чувство в отношении меня?

Я смотрел в ее глаза долго, а потом попросил, едва расслышав свой голос:

– Ты прости. Она не может – так ты меня прости. Мне надо, чтобы кто-нибудь простил.

– Не уверена, что это так работает, – она качнула головой. – Я правильно понимаю, что для нее история не закончилась? Она осталась инвалидом, да? Она давно простила бы тебя, если бы уже вылечилась и вернулась к своей прежней жизни. Или ты сам бы себя простил, этого обычно достаточно.

Если бы. Нет, я оставил ее не инвалидом – я оставил ее умирать на асфальте, протащив не меньше сотни метров. Вернее, тогда был уверен, что она умерла, пока отец по каким-то своим каналам не узнал, что ее отправили в реанимацию, а не в морг. Может, зря я вообще завел эту тему, если все равно ничего не рассказал? И легче на сердце точно не стало. Особенно когда Октябрина еще и утешать взялась:

– Но до тебя когда-нибудь дойдет, что если твоей вины нет, то нельзя себя вместе с ней калечить. Бедная женщина выскочила на дорогу, ты не среагировал, но на твоем месте любой бы не среагировал, как я поняла. Иначе сейчас ты бы сидел в тюрьме, а не переживал. Все, пошли, Май! – Октябрина хлопнула в ладоши.

– Куда?

– Похороним тебя. Ты как раз по случаю одет. Похороним тебя старого, а завтра появится новый – Майчонок с очаровательной улыбкой. Мало ли что со старым происходило? Главное – что будет делать новый!

Как же ей всё запросто. Как же мне всё с ней запросто.

– Ну идем. А потом сразу свадьбу сыграем. Ты как раз по случаю одета.

Хоронили мы меня на берегу реки, по кустам чуть ноги не переломали. Сделали холмик, водрузили на него камень, скорбно постояли поодаль. Октябрина пихнула меня в бок:

– Ну что, Май, чувствуешь, как перерождаешься?

– Ни фига.

– Да-а. Ты всегда немного тормознутый. Потом почувствуешь! Мне минут через сорок надо домой уже ехать, потому сменим тему?

С гигантским удовольствием. Тридцать минут мы целовались – и вроде бы постепенно все заново становилось хорошо. Но что-то все-таки изменилось.

Я подвез ее снова – и по просьбе остановился там же.

– Ты где живешь-то? – спросил почти нейтрально.

– Там! – она опять неопределенно куда-то махнула. – Потом покажу. Не обижайся. Но если папа тебя увидит, то будет сердиться. Я ж сейчас день рождения подружки отмечала! Ну да, а ты думал, я просто так сегодня вырядилась?

– То есть ты обо мне своим пока сообщать не готова?

– А о чем сообщать? – она озорно подмигнула. – Ты же мне пока ни в чем не признался. Для тебя же все слишком быстро. Вот когда будет о чем говорить, тогда вместе и скажем. Справедливо?

Справедливо, маленькая манипуляторша, вполне справедливо. Ты хочешь услышать, что я уже люблю, что мне плевать на сроки. А я хочу услышать, что ты готова меня любить даже после того, как поймешь, кто я есть. Твое признание, по сути, пока ничего не означает. Влюбиться в немного печального золотого мальчика Мая – не проблема. Влюбиться в первосортного мудака Александра Майского – немного другое дело. И я правильно сделал, что сдержался, несмотря на то, что давно испытывал потребность хоть с кем-нибудь поделиться. Наверное, я сломаюсь, если прямо сейчас потеряю Октябрину – единственную свою отдушину. А мне нельзя ломаться – меня папа очень любит.

Перед сном я отправил ей сообщение: «Спокойной ночи». Она не ответила. Я почти привык к этому мучению. Я даже начал испытывать от него удовольствие.

Я иду искать