Разделенный человек

Встретив вернувшегося домой сэра Джеффри, Виктор как будто почувствовал, что отец в чем-то предал его. Он держался так подозрительно и озлобленно, что сэр Джеффри счел пока неуместным рассказывать о состоявшейся беседе. На следующий день Виктор жаловался на «страшную головную боль» и головокружение. «Эта грязная девка, – сказал он, – снова меня преследует. Хуже прежнего». Тогда сэр Джеффри изменил свое решение и выпалил: «Ты несправедлив к ней. Я с ней виделся, и хотя она, конечно, вовсе не хороша собой, но показалась мне заслуживающей всяческого восхищения». Виктор во весь рост вытянулся на кушетке, дрожа от бессильной ярости. Потом он закрыл глаза и замер с мученическим выражением лица. Отцу стало неприятно смотреть на сына, и он, встав, заходил по комнате, описывая свои впечатления от Мэгги. Остановившись наконец, он заметил, что Виктор как будто уснул: голова запрокинута, подбородок обвис. Отец напрасно пытался его разбудить. Не зная как быть, сэр Джеффри присел и стал наблюдать за сыном. Немного погодя тот закрыл рот и открыл глаза. Сэр Джеффри подметил в нем едва заметную перемену. Широко открытые глаза смотрели живо – перед отцом было лицо с фотографии, оставшейся у миссис Вилрайт.

Виктор сел, потянулся и рассмеялся:

– Слава богу, я проснулся! – Всего несколько секунд он недоуменно озирался, затем встретился взглядом с отцом и спокойно улыбнулся: – Спасибо, папа, что был добр ко мне в эти ужасные месяцы и что принял мою сторону против сонного болвана, притворявшегося мной.

Сэр Джеффри не отвечал. Перемена, случившаяся с сыном, заворожила его.

– Слушай, – продолжал Виктор. – После обеда я мчусь к Мэгги и все улаживаю. Потом, если позволишь, вернусь на время сюда и все тебе о ней расскажу. Поверь, я куда больше ценю отца, чем другой его сын, особенно после этих недель и того, что ты сейчас сказал о Мэгги.

Он светло, как на фотографии, улыбнулся.

Новый Виктор, разумеется, сохранил все воспоминания старого. После короткой растерянности он четко осознал, где находится, и ясно помнил все беседы Чурбана с отцом.

– Конечно, – рассказывал он мне, – я в то время не бодрствовал, но после нескольких секунд смятения вспомнил все, что проделал в этом мерзком сне наяву.

Чурбана в последнее время мучили навязчивые образы и мысли, приходившие (по словам Виктора) от Мэгги. Он не сомневался, что главной причиной пробуждения его истинного «я» было некое странное телепатическое влияние Мэгги. Он ничего так не хотел, как немедля повидаться с ней и рассказать, как она его спасла. Отец уговаривал его отдохнуть дома хотя бы ближайшую ночь, но Виктор ответил, что ему будет спокойнее, если он в тот же день окажется рядом с Мэгги. Сэр Джеффри признал силу его доводов.

Отец с сыном долго беседовали перед расставанием. Сэр Джеффри признался, что прочел часть рукописей Виктора, и у них завязался долгий спор. В результате сэр Джеффри перестал сомневаться, который из двух Викторов лучше, и понял, что должен всеми возможными средствами помочь утвердиться новому Виктору. Однако к новому Виктору он не чувствовал прежней теплой родительской любви, которую испытывал к знакомому Виктору даже в дни самых тяжелых испытаний. Новый сын был для него незнакомцем: блестящим и великодушным чужаком, вовсе не известным отцу, притом имеющим взгляды зачастую резкие и подрывные. Пусть прежний Виктор относился к родителю с почтительным презрением – тот никогда не обижался, может быть, потому, что всегда мечтал, чтобы сын его превзошел. Между тем новый Виктор обращался с сэром Джеффри в манере мужского, дружеского равенства. Но его быстрому уму на каждом шагу приходилось дожидаться старика. Когда отцу случилось возражать против крайних взглядов сына, Виктор отвечал на критику серьезно, но безжалостно громил ее, без колебаний доказывая отцу его бестолковость. Он держался как дружелюбный, но прямолинейный равный. Сэр Джеффри привык к почтительному отношению и поначалу был несколько ошеломлен.

Виктор телеграфировал Мэгги, чтобы ждала его в тот же вечер, а миссис Вилрайт – с просьбой снова сдать ему комнату, если она еще свободна. Встретившись с Мэгги, он назвал ее спасительницей. Рассудительный читатель заметит отсутствие существенных доказательств, что ее сверхъестественные или «оккультные» силы хоть раз оказали на него влияние. Сны и видения, донимавшие Чурбана, могли восходить к подавленной стороне его же натуры. С другой стороны, разительная перемена в Викторе правдоподобно объясняется действием некого телепатического влияния Мэгги, переданного через посредство сэра Джеффри, совсем недавно соприкасавшегося с ней. Так считали Мэгги и Виктор, но скептики вправе усомниться. Последующие события, которые я в свое время изложу, не указывают, что исключительные способности Мэгги, если таковые у нее имелись, оказывали большое действие. Однако Виктор никогда не сомневался, что она спасла его и что он может всегда полагаться на ее влияние.