Разделенный город. Забвение в памяти Афин

То, что в борьбе конца 400‐х годов демократы действительно были победителями, подтверждается едва ли не консенсусом авторов IV века. Начиная с Аристотеля, который в лаконичном повествовании об этих событиях в «Афинской политии» не ограничивается упоминанием военной победы, одержанной теми над армией олигархов (epekratoūn tōi polémōi)[1036], но настаивает на политической легитимности отвоевания власти народом, «ставшим сувереном [kýrios genómenos] в делах города… и, судя по всему, по полному праву взявшим в свои руки конституцию, поскольку он добился возвращения благодаря своим собственным силам»[1037]. Помимо этого, перечислив в виде синопсиса все смены политического режима, затронувшие город с момента его основания и вплоть до этого возвращения демоса, Аристотель еще раз квалифицирует народ как «суверена» (kýrios), повторяя, что он «распространил свою власть на все»[1038]. Разумеется, такой анализ полностью согласуется с телеологической перспективой «Афинской политии», где этот эпизод знаменует вступление politeía в завершающую фазу своей эволюции, и когда Аристотель уточняет, что отныне «все управляется декретами и судами, где возобладал народ» (hò dēmos estin hò kratōn), в этом следует видеть нечто вроде комментария к самому названию – dēmokratía – режима, наконец-то достигшего собственного télos. Но такая интерпретация событий характерна не для одного Аристотеля, и, рассуждая об окончании гражданских противостояний, точно так же о krátos народа – правда, о krátos, конечно же, не столько политическом, сколько достигнутом силой оружия, – говорят писатели IV века[1039], зовут ли их Лисий или Исократ; например, Исократ: «когда Тридцать были прогнаны, Пирей был захвачен и народ побеждал (ekrátei)…», но можно процитировать и Лисия, согласно которому демократы победили (nikēsantes) и «в сражении одерживают верх [kreíttous] над врагами»[1040]. Поэтому, хотя такое прочтение и может вызвать определенный скептицизм у современных историков Греции[1041], именно на него я буду опираться, поскольку, по всей очевидности, таким оно и было у современников событий.

Итак, взглянем на событие krátos. Его ведь надо еще принять. Ибо из‐за сильных негативных коннотаций, с которыми связано любое высказывание о «победе» или «превосходстве» внутри города, krátos сам по себе является проблемным словом[1042], и то же самое относится к его производному dēmokratía, которое в течение всего V века не употребляется демократами без недомолвок и мыслительных ограничений[1043], – возможно, потому, что так же, как и Аристотель в III книге «Политики», они проводили различие между теми конституциями, что заслуживают своего названия, поскольку они укоренены в сплоченной общности, и теми, что существуют лишь благодаря фактическому превосходству (чем и является демократия согласно тому, что говорит ее имя)[1044], и потому боялись, что dēmokratía, чье имя говорит о «победе народа», не находится на правильной стороне. И вот здесь приходится признать очевидное: вместо того, чтобы пытаться, как можно было бы ожидать, затушевать krátos демократов, современники, вне зависимости от политических течений, напротив, явно на нем настаивали, и такой консенсус тревожит сам по себе.

Чтобы объяснить эту настойчивость, мне несложно выдвинуть следующую гипотезу: не стремятся ли те, кто таким образом отдает предпочтение версии, отдающей народу полную победу, тем самым сделать так, чтобы над политикой демоса нависало нечто вроде чувства отягощающей ответственности? Некоторые вполне чистосердечны, – те, кто, как Лисий в «Против Эратосфена», призывает его к наказанию его противников, напоминая о пережитых им несправедливостях: поэтому неудивительно, что они превозносят отвоеванное всемогущество, которым народ должен правильно распорядиться, покарав виновных. Но есть и другие, чьи заявления приводят в крайнее замешательство, поскольку на krátos народа настаивают те, кто оставался в городе при диктатуре Тридцати, то есть те, кто должен был бы искать если не благорасположения, то, по крайней мере, нейтрального отношения со стороны демократов.