Раздол туманов. Страницы шотландской гэльской поэзии XVII–XX вв.

И вот решило, что завершило
       По небу Солнце круг годовой,
Чрез тропик Рака к пучине мрака
       Ушло дорогою кочевой.
Прошла, сгорая, суббота вторая
       Июньского десятого дня[2]

,И покатило в закат светило,
       Чело печально к земле клоня.

Для земнородных в краях холодных

       Судьба – томиться среди теней;
Все дни короче, все дольше ночи,
       Грустней природа и даль темней;
Желты, шершавы листва и травы,
       Повсюду бедность, везде нужда,
И всё покорней стволы и корни
       Тому, что сякнет в земле вода.

В сей час последний погоды летней

       Вконец истаивают следы;
Отсумасбродив и обесплодев,
       Стоят покинутые сады;
Луга в грязище, в лесу не чище,
       Не льется с неба живых лучей,
Добыча тленья – тропа оленья,
       И водопойный горчит ручей.

Пусты и голы, стоят раздолы,

       Осенний траур объял холмы;
Полей просторы бедны и хворы;
       Чернеют пашни и ждут зимы;
В остывших гнездах недвижен воздух;
       Пеан пернатых уныл и нем;
Ложатся тучи в горах на кручи,
       Природе скорбный тяжел ярем.

В плену дремоты грустят высоты,

       Во всем кручина, во всем надлом,
В глубинах леса примолкла месса,
       В кустах последний замолк псалом.
Для птиц усталых в камнях и скалах
       Осталось ныне искать приют,
И в холод велий, во мрак ущелий,
       Лучи светила тепла не льют.

Иссякло лето, со златоцвета

       Едва ли каплю пчела возьмет;
Прошло разгулье, и нынче в улье
       Оставлен в сотах последний мед.
Смолк над долиной напев шмелиный,
       Все злей морозы, все затяжней;
Что неприятней для верещатни,
       Чем ветер поздних осенних дней?
Черёд годины, когда в глубины
       На глуховодье идет лосось,
Там жить неловко, трудна зимовка,
       Но так привычно, так повелось.
И присмирели впотьмах форели, —
       Вода недвижна и холодна, —
Вконец устали и отблистали,
       И неподвижно стоят у дна.

Холмы в морщинах, туман в лощинах,

       Вблизи тоскливо, темно вдали,
Застой гнетущий в заветной пуще,
       Где фейри танец ночной вели,
Закутан в морок любой пригорок,
       Вскипает пеной в морях вода,
Во тьме беззвездной скользя над бездной,
       Дорогу ищут к земле суда.

Печаль смертельна и беспредельна,

       Мороз над миром вступил в права,
Дрожат осины среди трясины,
       Цветы исчезли, сошла трава.
Надежды тщетны, поля бесцветны,
       Болота стынут под коркой льда,
В лесах затишно, нигде не слышно
       Скворца, кукушки или дрозда.

Рецепту вверясь, в елей и верес

       Добавить меда не чтя трудом,
Тебя утешит, парик расчешет
       Светило – верный твой мажордом;
Бальзам надежен, не слишком сложен:
       Всегда Владыка Небес готов
Июльской ранью дать притиранью
       Все ароматы ночных цветов.

Сплошь в непорядке сады и грядки,

       На грушах ветви давно пусты,
Столь сиротливы все вишни, сливы,
       Все огороды и все кусты;
Тоска на свете, и плачут дети —
       Коровье кончилось молоко;
Мир дышит хладом, разладом, гладом,
       И знак Тельца еще далеко.

Вдаль, к Козерогу ушло в дорогу,

       Солнце, почти незримое нам;
Дождь безотраден летящих градин,
       Бьющих по скалам и валунам.
Бураны, громы, зарниц изломы,
       Неумолимые холода,
Наутро стала ясней кристалла
       За ночь застывшая гладь пруда.

Густые ливни все непрерывней,

       Все беспощадней метет пурга;
Безумный, хлесткий, метельный, жесткий
       Сей месяц дарит земле снега;
Глухой, суровый и нездоровый,
       Почти смертельный и роковой,
Больной, отвратный, безблагодатный,
       Страшный для всякой твари живой.

Сей месяц трудный, дурной, простудный

       В штаны одетый, и в теплый мех,
Сей месяц зверской погоды мерзкой,
       Когда и правду воздать не грех
Капусте с мясом, сырам, колбасам,
       Всем благородным сортам харчей —
Овсянкам, шкваркам, супам, поджаркам,
       Чему угодно, – погорячей.

Сей месяц сливок, густых подливок,

       Копченой рыбы и ветчины,
Крутой овсянки и запеканки.
       Великой пьянки для всей страны;
Но жаждет чрево еще сугрева:
       Опасен холод, и он таков,
Что нет иного, опричь спиртного,
       Спасенья в мире от сквозняков.

В Европе мрачно, она невзрачна,

       Светило, медля, бредет сквозь тьму,
Его десница еще скупится,
       Сиянья жалко для нас ему;
Пройдет, однако, сквозь бездны мрака,
       Спокойно вступит в знак Близнецов,
Разгонит тучи, – поля и кручи
       Тогда проснутся в конце концов!

И хоры птичьи во всем величье

       Явленье славят весенних дней;
Что беспечальней сей величальни,
       И литургии такой мощней?
Гремит огромный распев псаломный,
       Не просто гимны теперь звучат,
Но похвалами, плеща крылами,
       Творят единый магнификат.

Живые твари в весенней яри,

       Возликовала природа вся,
Сияет с неба величье Феба,
       Благословенье земле неся;
Нет опасений в сей миг весенний,
       Добро приходит, уходит зло,
Журавль курлычет, подругу кличет,
       И кончен холод, и вновь тепло.