Раздробленный свет (ЛП)

— Нет, — говорит Лили тихим, натянутым голосом. — Не в этот раз, папа. Я не могу продолжать в том же духе. Мы знаем о твоих экспериментах, об Эйвоне, о шепотах, о разломах… обо всем этом. И ты знаешь, что мы знаем. Мы не можем продолжать скрывать это, притворяясь счастливой семьей. Ты… ты уничтожаешь меня этим.

Спокойный на внешний вид Лару немного напрягается.

— С тобой все хорошо, — настаивает он. — И даже если этот разлом, как вы его называете, затрагивает тебя, есть гораздо лучшие способы обезопаситься от него, чем разрушить работу всей моей жизни. — Он с улыбкой касается устройства над ухом. Такие же жесты я видела у людей в главном офисе, когда они собирались использовать разлом на мне.

Осознание обрушивается на меня, как ледяной взрыв.

— Конечно, — шепчу я, от гнева у меня дрожат руки. — Вы никогда не создадите оружие, которое можно было бы использовать против вас. У вас есть способ сделать себя неуязвимым.

— Умная девочка, — отвечает Лару, его притворство исчезает. И хотя эти слова выглядят как комплимент, тон его жесток. — Ну что, мы здесь закончили? Они должны раздавать шампанское во время наших тостов.

— У вас была возможность. — Мой голос звучит тонко и напряженно, и мне приходится моргать, чтобы прочистить глаза от яростных слез. — У вас было средство, которое могло спасти всех на Эйвоне.

Лару приподнимает брови.

— Я искренне сожалею о тех смертях. Но всегда нужно быть готовым идти на жертвы в погоне за прогрессом. Если это принесет вам хоть какое-то утешение, подумайте, как много сейчас значит их жизнь… как много значит их смерть. Они бы трудились в безвестности в своей коротенькой, бессмысленной жизни на маленькой, бессмысленной планете. Теперь они часть чего-то гораздо большего, чем они сами. — Блеск в его глазах пугает меня гораздо больше, чем сами слова. Он верит в то, что говорит, верит в это всеми фибрами своей души.

Я двигаюсь, прежде чем успеваю подумать, дрожь в моем теле утихомиривается, все фокусируется на единственной цели. Я вытаскиваю пистолет из сумочки и наставляю его на Лару. Весь мой мир сужается на его лице.

Он едва реагирует.

Я смутно слышу низкий и дрожащий от напряжения голос Гидеона.

— София, не надо. — Он в нескольких шагах от меня, слишком далеко, чтобы успеть дотянуться до меня, прежде чем я нажму на курок. — Не делай этого. Ты обещала мне, что не станешь такой.

Не обращай на него внимания, говорю я себе, сосредоточившись на человеке перед стволом.

Тарвер и Лили стоят совершенно неподвижно, но ее отец просто смотрит на меня, как на какое-то очаровательное насекомое нового вида.

— Полагаю, я не смогу уговорить вас использовать эту штуку, чтобы застрелить мистера Мерендсена?

— Папа, — прерывает его Лили натянутым голосом. Сейчас ее голос особенно похож на его, когда борется за контроль.

— Шучу, моя дорогая, — отвечает он и протягивает руку, чтобы погладить ее щеку полусогнутым пальцем. Если бы я не знала его лучше, я бы посчитала его веселым, пожилым профессором или добрым филантропом. Я сглатываю, стараясь не обращать внимания на то, как липнут мои ладони, пытаясь удержать пистолет. Лару снова поворачивается ко мне. — На самом деле я знаю довольно много об этой молодой леди, — продолжает он. — Она недавно провела с нами некоторое время, и нам, наконец, удалось идентифицировать ее. Как бы мне этого ни хотелось, она не собирается стрелять в мистера Мерендсена.

— Нет, — выдавливаю я, напоминая себе как дышать. Я не смогу выстрелить, если буду на грани обморока от недостатка кислорода. — Не в него.

— София Куинн, — продолжает Родерик Лару, как бы читая по памяти. — Шестнадцати лет, с незапятнанной биографией до ее исчезновения в пути из космопорта Эйвона в приют на Парадиз больше года назад. — Лару обращает свою улыбку на меня. — Ты не первая, кто наставляет на меня пистолет, моя дорогая. Убери это, и мы обсудим все… тебе понравится. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

— Тут нечего обсуждать, — выплевываю я в ответ, меня охватывает гнев, что долго копился. — Если вы знаете кто я, тогда вы знаете, почему я здесь. Мой отец умер из-за ваших больных экспериментов на Эйвоне.

Лару только качает головой.

— Боюсь, моя дорогая, трагические события на Эйвоне унесли так много жизней, что я не могу надеяться, что вспомню их все, но я искренне сочувствую твоей утрате.

Он ничего не знает. Он вообще ничего не знает. Он вообще не… У меня опять трясутся руки.

— София, — произносит Лили мягким голосом и когда она говорит, ее взгляд внезапно наполняется сочувствием, к которому я не готова, не от нее. — София… пожалуйста. Опусти пистолет, и вы с Гидеоном можете пойти со мной. Поговорим после моей речи. Мы поговорим обо всем. — Она не смотрит на отца, даже когда он обнимает ее за плечи. Жест такой отеческой привязанности, что становится больно в груди.