Раздробленный свет

Я поняла, что он у меня в кармане, когда мы оказались за пределами шахты лифта, когда я почувствовала, что он обнимает меня. Наполовину растянувшись на полу в холле, моя щека прижалась к выемке чуть ниже его плеча. Мы подходим друг другу. Как и те кулоны, которые продаются в сувенирных магазинах, что образуют символ Инь-Янь, если сложить их вместе.

Я делаю краткий, глубокий вдох через нос, морщась от симфонии разномастных запахов. Те кулоны — просто дешевый пластин с шелушащейся краской. Они разваливаются почти так же быстро, как дружба, которую они должны символизировать. Сосредоточься. Просто потому, что это было легко, не означает, что ничего больше не надо делать.

— Оно прямо здесь, — говорит через плечо Гидеон, его голос возвращает меня обратно в настоящее как раз вовремя, чтобы я повернулась боком и пропустила особенно целеустремленного велосипедиста, нагруженного кувшинами домашнего саке.

Желудок снова урчит, хотя на этот раз в ответ на самый слабый запах чего-то соленого и терпкого. Я вытягиваю шею, но все, что я вижу — это тележка фалафеля в половине квартала отсюда. Все равно где-то кто-то готовит лапшу. На мгновение я чувствую запах сои, чеснока и лайма. Затем Гидеон тянется ко мне рукой, затаскивая меня в переулок, и все, что я чувствую — это склизкий мусор и старые пищевые упаковки, засоряющие сточные канавы.

Здесь нет уличных указателей или вспомогательных карт, как наверху. Что в сочетании с дрянным приемом наладонника, означает, что если вы не знаете, куда вы идете, вы уже, вероятно, потерялись. Я пытаюсь мысленно запоминать каждый поворот, но мне легче запоминать маршруты с высоты птичьего полета. С помощью карты или модели я могла бы изучить весь этот сектор за несколько дней. Здесь же я оказываюсь в замешательстве, вкупе с грязью, забрызгивающею мои ботинки и шумом повсюду, и с фонарями, качающимися на ветру от воздушного движения над головой.

Не до тех пор, когда я снова вижу тележку фалафеля на другой стороне улицы, и я понимаю, почему. Он пытается сбить меня с толку. Он хочет убедиться, что я не смогу вернуться сюда. Моя грудь сжимается с каждым нашим шагом.

Стоит почти полдень, когда Гидеон, наконец-то, останавливается у выцветшей, зеленой двери с облупленной краской и наполовину оклеенной распадающимися листовками, слишком старыми для чтения. На ней нет номера, хотя, когда я осматриваю фасад здания через ресницы, я вижу крошечную камеру, не больше, чем тюбик помады, расположенную у пожарной лестницы. Этого достаточно, чтобы сказать мне, что это должно быть место Гидеона.

Он вытаскивает устаревшее кольцо для ключей с настоящим металлическим ключом, который он всовывает в замок, взглянув на меня одной из своих дерзких усмешек. Здесь даже засова нет. Я открываю рот, чтобы выразить протест, указать, что здесь вряд ли безопаснее, чем в моем пентхаусе — по крайней мере, я могла бы настроить оповещение в лифте — когда он проводит меня в подъезд, немногим больше, чем одна из информационных кабин наверху. Стена завешана почтовыми ящиками, хотя если судить по грязи и пыли в углах, никто не живет в этом здании кроме Гидеона, я думаю… годами. Иногда, запечатанные за такими дверьми, забываются целые здания. Гидеон тянется к одному из ящиков и прижимает пальцы к цифровой панели. Раздается щелчок. Крышка почтового ящика отрывает наружу для того, чтобы явить оптический сканер и три разных клавиатуры. Неудивительно, что снаружи все выглядит как дешевая квартира — с такой охраной, как у Гидеона, это будет большой мигающий неоновый знак для всех, у кого есть глаза, что здесь живет кто-то важный. Или кто-то, кому есть что скрывать.

Он прижимает большой палец к одной из клавиатур — замаскированному сканеру отпечатков пальцев — и наклоняется к камере, чтобы просканировать сетчатку глаз.

— Дорогая, я дома, — бормочет он. Распознавание голоса? Или просто Гидеон есть Гидеон? На другой клавиатуре он достаточно быстро вводит цифровой код, но я, стараясь изо всех сил, не успеваю за ним, хотя он и не удосуживается скрыть его от меня. В конце концов, если у меня не будет его большого пальца и глазного яблока — и, возможно, его голосовых связок — я все равно не смогу войти без приглашения.

После веселого звукового сигнала о принятии вся стена лязгает и сдвигается. Гидеон протискивается внутрь и встает боком, что становится видно ведущую вниз металлическую лестницу, подсвеченную тусклыми, мерцающими огнями.

— После вас.

— Прекрасно, — отвечаю я, скрывая свое истинное беспокойство под сарказмом. Лестница ведет в темную, маленькую комнату, обставленную небольшим количеством мебели с завешанной экранами стеной. Оборудование и кресло — одно из тех эргономических вещей сделанных на заказ — на что он явно потратил деньги. Красно-голубой коврик на полу — единственное, что придает этому месту чувство дома. Кровать в углу — немногим больше, чем детская кроватка с перекинутым через нее древним матрасом. Я вздыхаю. — Полагаю, что на тайный дворец здесь мне нечего было надеяться.