– Я вам, понимаете ли, так откроюсь по всем вашим вопросам… – с придушенной хрипотцой, тяжело загудел над толпою Смутьяныч, собравшись с последними силами. – Така, понимаете ли, у нас с вами фактура жизни вышла, что подождать маленько придется, много ждали, теперича маленько осталось, так что потерпите, давайте…
– Слыхали про это, – разноголосо вскинулось со всех сторон.
– Сказывай, сколько твое «маленько» будет, с горошину или с картошину? Сколь ждать-то?
– На это скажу так, – разом завеселел Смутьяныч, – давеча на царском совете слушал я со своими пособниками старуху-вещунью, ясновидицу, которую весь мир знает. Дак напричитала нам старая, что стабилизация к нам привалит через два наводнения и три затмения, с первыми петухами, как прокукарекуют перед пожаром утренней зари с ночи на чистый четверг, тут и стабилизация нагрянет, разом и облегчение почуете. Верьте мне, стабилизация, что бы ни случилось, наступит, никуда она от нас не денется. Так што всем от пуза достанется, берите апосля, кто сколько проглотит. Так што, вот так вота.
– Да не надо нам от пуза, Смутьяныч, – рассердились гегемоны. – У нас хоть бы штаны на пузе держались от твоего кукареканья, и то ладно будет. А когда всего от пуза, то и скотина дохнет, и нам эта маета ни к чему.
– Это что еще за стабилизация такая у нас объявилась, что скотина дохнет, – разом взъярились, не разобравшись, бабы. – Каку-таку заразу опять к нам из-за границы завезли. У нас, поди-ка, и своих болезней сроду хватает, особенно по женской линии. Скоро и рожать перестанем, потом сами будете своим пузом державу укреплять, раз довели нас до такой несносной жизни. Вот уж наукрепляете, поглядеть бы…
– Да погодите зря шуметь, намедни я царский указ изладил, дак теперича пособие будете на ребятишек получать, – радостно сообщил царь и виновато затеплел глазами.
– Да какое это, блин, пособие, Смутьяныч, на него нынче и кошку не прокормишь, не то что ребятенка, – снова заволновались бабы. – Да и от кого рожать-то, родимый: наши мужики при твоей власти какие-то порченные стали, на кого ни посмотришь, а он весь испитой да сморщенный, как прокисший огурец в кадушке. Такого и в руки не возьмешь, и в рот не потянешь, противно – попробуй, нарожай от такого.
Толпа неуверенно хохотнула и разом смолкла под насупившимся взглядом народного царя.
– Думаю, что все вместе мы эту ситуацию перевернем к лучшему, – неуверенно вырвалось у него с языка, он порозовел лицом и облегченно вздохнул.
Тут и другие шумливо встряли в разговорный запев.
– Да царь-батюшка ты наш, Емельян Смутьяныч! Красно солнышко наше! Да не светишь ты нам и не греешь нынче, родимый! Весь выстудился, однако, и штоись ни жарко нам и ни холодно от твоих пустомельных дел. Без тебя будем ситуацию улучшать, сами переворот сделаем, и мужики типеря у нас будут во всех делах снизу копошиться, а мы, бабы сверху, сами начнем в державе всем верховодить и в постелях тоже, вот наше положение и улучшится.
Да тут же сквозь слезы и посмеялись накоротке от злой сорвавшейся шутки и разошлись по домам, опечаленные и расстроенные от навалившихся житейских невзгод. Однако не на шутку обеспокоился Смутьяныч, услышав от разболтавшихся баб о каком-то перевороте, и с тревогой подумал, что еще одного переворота при нем держава не выдюжит, развалится.
Тут же и дал строгий наказ своим слухачам вызнать, откуда снова потянуло подозрительным дымком затлевшей смуты. И те расстарались вовсю. Разнюхали, что подозрительным дымком потянуло еще с прошлого века, когда один известный бытописец случайно обронил где-то, что, мол, «гегемонской бабы ум лучше всяких дум», а его собрат по перу подбавил, будто хворостинку подбросил в занимавшийся костерок, что «она и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет». Вот с этого все и началось.
Вначале принялись толпами горлопанить, потом постреливать, а после и бомбы кидать в сановных особ, и подхвативший костер вольнодумства и своеволия смел все охранительные преграды, с поджигательным факелом подобрался к царскому трону и спалил его вместе с сидельцем и домочадцами. Вот с той огненной поры все потягивает дымком часто занимавшейся смуты в Гегемонии, только и успевали тушить, а зажигальщиков да призывальщиков казнить, и так много их казнили, что и счет потеряли, чуть весь народ под корень не извели, да приспела другая пора. Из всего услышанного и увиденного слухачи написали Смутьянычу свои логические выводы вкупе с советами по исправлению худых дел в державе.
Первый логический вывод гласил, что любой переворот нынче, как и смена другим путем державной власти, жизнь народа, даже обозримом будущем, не улучшит. Дергать же сегодня на крутые перемены уже сбитый с толку народишко крайне опасно, о чем и следует высочайше донести до самого народа.
Второй логический вывод гласил, что с прискорбием и высочайше доносим, что державная казна нынче от разорения пуста и в безвылазных долгах, и все это серьезно и надолго.